Yesterday is history, tomorrow is a mystery, but today is a gift. That is why it is called the present.
Название: "Неизбежность-3. Майкл". Часть 2. «Танго в Париже»
Фандом: Sherlock BBC
Автор: GingerLelia
Гаммы: Kiev_Gerika и Sellaginella. ДЕВОЧКИ!!!! Без вас ничего бы не было!!!
Персонажи: Майкл Холмс, Грегор Вукович
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: AU. Еще раз, и капсом, чтобы не было претензий по ходу чтения – АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ВСЕЛЕННАЯ. Автор рекомендует прочитать первые части (Вот тут, тут и тут). Обращаюсь особенно к тем, кто их не читал, – здесь все по-другому. В этом мире Шерлок – Его Светлость барон Холмс, его старший брат – Майкрофт, потеряв титул, сменил имя и стал просто Майклом Холмсом. И этот Холмс-старший не похож на канонического или на образ, созданный БиБиСи. Но в этой АU есть свой Грег. И они не могли не встретиться…
ДИСКЛЕЙМЕР: в основе всех фантазий автора – книги Конан Дойля и сериал Sherlock BBC. На героев сэра АКД и сериала Sherlock автор никоим образом не претендует.
Жанр: action, case fic
читать дальшеВ действительности всё не так,
как на самом деле.
Станислав Ежи Лец
– Раскаяние! – Человек в сером стал медленно приближаться. – Все, что мне от тебя нужно, это капля раскаяния! Ну, скажи… Признайся, что раскаиваешься… в грехе, что проклинаешь свой порок, сожалеешь…
Хриплый голос смолк на мгновение, и резким движением человек откинул капюшон, до этого почти скрывавший лицо. В отсветах пламени, пляшущих на каменных стенах, лихорадкой сверкнули глаза.
– …что сожалеешь о жизни, которую вел, о людях, которых увлек за собой в эту… мерзость! Может, тогда ты умрешь… чистым. Уйдешь достойно… Скажи, что раскаиваешься!
Инквизитор вдруг без сил опустился на колени и, по-прежнему сжимая в правой руке стилет, вытер тыльной стороной ладони слезы, струившиеся по бледным щекам. Говоривший, возможно, не заметил, но последние слова прозвучали умоляюще.
А он молча смотрел на своего палача, с усилием открыв заплывший правый глаз (левый не открывался вообще), склонив голову к правому плечу, стараясь таким образом хоть немного уменьшить боль. Правда, этот прием ни черта не помогал – кисти рук, в течение многих часов привязанных к какой-то перекладине высоко позади него, онемели так, что он не ощущал пальцев, но зато отлично чувствовал боль в вывихнутом плече.
Именно она не давала потерять сознание – острая, горячая, как раскаленный прут, воткнутый прямо в сустав. Правая нога, на которую он старался не опираться, ребра, возможно сломанные, потому что он не мог толком вдохнуть – чувствовал, как что-то впивается в легкое, и налитый свинцовой тяжестью затылок – всё это болело, конечно. Но это было фоном, серым и бледным, на котором пылали словно нанесенные каким-то сумасшедшим художником огненно-яркие мазки – боль в правом плече. Закрывая на мгновение глаза, он видел ее, эту боль, от нее под веками делалось нестерпимо горячо, и он старался быстрее открыть тот глаз, что все еще мог это сделать – казалось, что если он посмотрит на раскаленные всполохи еще секунду, череп просто разорвет на куски.
– Ну?! – Инквизитор с тоской смотрел ему в лицо. – Повторяй за мной, прошу тебя! Confiteor Deo omnipotenti… et omnibulis Sanctis1 …
Встав с колен, Инквизитор приблизился настолько, что можно было увидеть, как в его глазах отражаются языки пламени.
– Просто скажи это! Mea culpa, mea culpa…
На гудящий затылок легла прохладная ладонь. Приобняв его, Инквизитор жарко зашептал на ухо:
– Mea maxima culpa… Давай! Давай же… Ну, пожалуйста…
И тогда, с трудом разлепив разбитые губы, глядя в безумные глаза, он произнес с расстановкой, но почти нежно:
– Да пошел ты…
На мгновение он замолчал, а затем закончил, искривив рот в слабой усмешке:
– Извращенец!
Рука со стилетом замахнулась для удара, и он, хотя и приготовился умереть, не смог удержаться – инстинктивно дернулся в попытке отстраниться. Веки затопило яркое зарево – боль в вывернутом суставе и в сломанной ноге, на которую он ступил в последние секунды жизни, ослепительным взрывом милосердно лишила сознания, и он уже не почувствовал, как холодный клинок входит под сердце.
И не услышал грохот выстрела, многократно усиленный высокими каменными сводами…
Гийом Папино, невысокий, чуть полноватый пожилой человек с пушистыми серебристыми усами, внушительной осанкой и глазами доброй старой собаки, с досадой смотрел на маленький монитор, на который шел сигнал с видеокамеры над главным входом.
Стояло раннее утро, и мсье Папино, которого все родные (их, правда, осталось раз, два и обчелся) и друзья (этих было намного больше) звали просто Ги, заканчивал завтрак. А ведь это, как известно, – главная трапеза дня, и Ги жуть как не любил ее прерывать. На столе стояла чашка с горячим кофе, рядом – плетеная вазочка с круассанами, и еще пять минут назад Ги казалось, что нет ничего прекраснее тихого спокойного утра, когда на вилле нет гостей, когда кофе упоительно пахнет, и когда у тебя в руках свежий номер «Экип» 2.
Идиллию прервало мерзкое жужжание зуммера, и на мониторе, висящем слева от входной двери кухни, появилось изображение. К шестидесяти годам зрение у Ги было на зависть ровесникам – даже не вставая со своего места, он увидел, что у главного входа стоит какой-то бродяга. И теперь мсье Папино с досадой наблюдал, как патлатый оборванец давит на кнопку звонка и посматривает в глазок камеры.
– Что тебе тут надо, засранец? – довольно добродушно пробурчал Ги себе под нос.
Патлатый не убирал палец с кнопки, зуммер противно жужжал.
– Ну?.. И что ты тут забыл, ирод? – Ги задумчиво откусил кусочек круассана и хлебнул кофе. – Работы у меня для тебя нет, милостыню не подаю…
Бродяга упорно давил на звонок. На нем была мешковатая, вся в разводах, куртка и бесформенные джинсы. Густые темные волосы почти закрывали грязное лицо.
– И откуда ты взялся, лохматый, в такую рань? Гляди-ка, упорный… Не уходит!
Ги стало любопытно. Подойдя к монитору, он поколдовал с кнопками, и изображение на мониторе разделилось на две половины. В одной из них появилось увеличенное раз в пять лицо бродяги, а в другой – изображение с камеры, которая давала обзор улицы, прилегающей к главным воротам.
Обе картинки заставили Ги озадаченно нахмурить брови. На узенькой улочке, круто взбирающейся в горку прямо перед воротами виллы, стояло такси. Водитель, опустив стекло, с интересом наблюдал за его «посетителем». Выходит этот оборванец приехал… в такси?
Но еще больше поразило Ги лицо звонившего. Ему вдруг показалось, что он знает этого человека – что-то неуловимо знакомое проглядывало в чумазой физиономии, смотревшей на него с небольшого экрана…
Зуммер смолк, словно тип на улице мог видеть, что Ги оторвал таки задницу от стула и подошел к монитору. Бродяга, не отрываясь, глядел в камеру, и на его лице, покрытом клочковатой щетиной, читались… нетерпение и досада. Будто ему было назначено, он пришел в нужное время, а никто, черт подери, не открывает.
– Ишь, ты, барон… – пробормотал Ги задумчиво, а затем, нажав на кнопку переговорного устройства, спросил строгим тоном, от которого раньше у его подчиненных холодели затылки. – Что вам угодно?
– Угодно, чтобы ты, мсье Гийом Батист Папино, перестал пялиться на меня в монитор, открыл дверь и заплатил за такси.
Мсье Папино редко удивлялся. Уж такая у него сложилась жизнь, чего только в ней не было, если на все удивленно распахивать глаза – никаких нервов не напасешься. Всем Ги был известен, как человек, которого очень трудно, даже практически невозможно вывести из равновесия. Но, услышав слова лохматого проходимца, мсье Папино оторопел. Секунд пять он изображал несчастную супругу Лота, замерев с открытым от изумления ртом. Но затем, пробормотав под нос что-то нечленораздельное, он вышел из оцепенения, быстро схватил с полки бумажник и с неожиданной для своего возраста скоростью и проворством ринулся за дверь, сразу за которой оказалась широкая тропинка, уступами уходящая вниз, к главным воротам.
– Невероятно!.. Разрази меня!.. Не может, черт подери, быть!.. – бормотал он на ходу.
Оказавшись у железных ворот, Ги набрал код, от волнения не сразу попав в нужные кнопки, и открыл высокую створку.
Оно, конечно, может и «невероятно», но это было. Перед ним, устало привалившись к калитке, зябко ссутулив плечи и сунув руки в карманы, стоял барон… хотя нет, уже не барон… В общем, законный владелец виллы «Ева» собственной персоной – мсье Майкрофт Артур Холмс.
Следует отдать должное выдержке старого Ги, тот быстро пришел в себя от изумления. Темпераментом он всегда напоминал Майклу Стайлза, их дворецкого, самого невозмутимого человека, из всех, кого он встречал. Не сказав ни слова, мсье Папино расплатился с таксистом, а Майкл тем временем направился к небольшому белому коттеджу, в котором жил Ги. Медленно переставляя ноги, Холмс шагал по дорожке, уходящей круто вверх, и думал, что такой разительной перемены в облике своего владельца красотка «Ева» не видела, наверное, за все полтора столетия существования.
В последний визит, два с половиной года назад, Майкл, приезжавший отдохнуть на неделю, выглядел совсем иначе – белые брюки, мягкие кожаные мокасины, пуловер из тончайшей шерсти, стильная прическа, аромат дорогого парфюма… То-то Ги глаза выпучил, увидев его за воротами: отросшие патлы немыты страшно представить сколько, рожа заросла как у цыгана, жуткие штаны на пять размеров больше, и под этой ужасной курткой не заметно, что они подвязаны куском веревки. Да и пахнет он отнюдь не «Булгари», надо полагать, – после целых-то суток, проведенных в контейнере с мусором.
Оказавшись в уютной маленькой кухоньке, Майкл тут же схватил из вазочки круассан и проглотил его в один момент. Вошедший следом мсье Папино, все также молча, поставил на стол еще одну кружку – побольше, налил кофе, затем задумчиво посмотрел на Майкла, доедавшего уже четвертый круассан, полез в холодильник за продуктами и в мгновение ока соорудил гигантский бутерброд. Последний исчез также быстро, как и круассаны.
– Кхм… – робко кашлянул Ги, глядя на Майкрофта Холмса, который меньше всего на свете сейчас напоминал Майкрофта Холмса и вообще выглядел так, как по представлению мсье Папино мог выглядеть спутник Робинзона Крузо - дикарь Пятница. – Стесняюсь спросить, мсье ‘Ольмс, ваш экстравагантный облик - последнее веяние моды или как?
Поев первый раз за последние два дня, попав в безопасное место, где можно не думать и не дергаться, согревшись после бесконечной холодной ночи, проведенной в море в трюме грузового судна, Майкл проваливался в сон. Еле разлепив смыкающиеся веки, он мутным взглядом посмотрел на Ги:
– Слушай, я тебе все потом расскажу, а? Я так устал, ты не представляешь! И давай ты пока свой сарказм спрячешь куда подальше? Вот ей-богу, я посплю, буду во всеоружии и тогда отвечу тебе как-нибудь… остроумно. Да, и, дедуля, перестань, пожалуйста, называть меня «мсье ‘Ольмс» – я тебе внук или кто?
– Ну, если быть точным, внучатый племянник, – усмехнувшись в усы, ответил Гийом, убирая со стола посуду. – Но твоя правда, мсье внук, ты, мягко говоря, не в форме. Давай-ка, ложись на диван… Хотя, нет! Неплохо было бы…
– Да, Ги… – подхватил Майкл с вздохом. – Было бы неплохо. Горячая ванна, другая одежда и… У тебя осталась та штука… ну, которой ты подстригал Коко?
– Бог мой, зачем тебе?..
– Дед! Не хочу тебя шокировать еще больше, но там, где я провел последнее время, вши – неотъемлемый атрибут любого… постояльца. Так что, мне надо ликвидировать эту… этот… – Майкл вялым взмахом указал на свою буйную шевелюру. – Короче, все состричь к чертям!
Отчего-то посерьезнев взглядом, Ги достал из шкафчика бритву, которой он стриг свою старую пуделиху Коко, умершую три года назад, и протянул Майклу. Четкие инструкции, последовавшие за этим, выдали в нем комиссара полиции в отставке:
– Марш в ванную! С себя все снять и оставить за дверью – выброшу этот хлам на помойку. Возьми вон те старые газеты, сострижешь весь свой зоопарк – завернешь в них. На нижней полке рядом с душевой кабиной – большой синий флакон, на нем собака нарисована. На несколько раз вымоешь голову и…
Тут Ги немного смутился.
– …ну и все остальное, что положено. Должно помочь. Пахнет гадостно, но все, кого не состриг, вмиг перемрут. Всё для бритья – на полке над раковиной, человечий шампунь и гель для душа – там же. Пока принимаешь ванну, я схожу в Большой Дом за твоей одеждой. Гостей там, кстати, нет. Что тебе принести?
– Все, что угодно! – раздалось из ванной. – Что-то я нынче непривередливый, дедуля…
Через час на диване в гостиной крепко спал молодой человек, в котором Гийом наконец узнал старшего сына любимой племянницы. Гладко выбритый, остриженный практически наголо, одетый в чистую пижаму, Майкл свернулся калачиком под старым клетчатым пледом.
Словно ему снова двенадцать, подумал Ги, и он, выпив молока с медом, крепко спит, простывший после рождественской регаты. Помнится, рядом, с другой стороны широкого дивана посапывал во сне маленький Шерлок, не пожелавший спать без брата в Большом Доме (так они называли здание самой виллы, в отличие от Маленького Дома, в котором всегда жили смотрители). Ирен, кажется, устраивала тогда большую вечеринку для участников регаты, и отменять ее было поздно, вот они с Клер, ныне покойной мадам Папино, и забрали мальчиков к себе. К взаимному удовольствию обеих сторон, ибо Майкл очень любил проводить время у деда Ги, Шерлок не хотел расставаться с братом ни на секунду и терпеть не мог скопления людей, ну а они с Клер души не чаяли в обоих мальчишках.
Задумчиво глядя на похудевшее лицо внука, Ги осторожно погладил его по голове – короткий ежик темных волос пощекотал пальцы.
– Во что же ты вляпался, мсье ‘Ольмс? – прошептал Гийом, поправил на спящем плед и тихо вышел из комнаты.
В голове было пусто. А ведь ему казалось, стоит добраться до знакомого с детства небольшого коттеджа из белого камня, как он тут же во всем спокойно разберется, все встанет на свои места, и сам он станет тем прежним Майклом, который еще каких-то четыре месяца назад был на все готов ради работы, на любые жертвы…
«Ну и?...» – ехидно спросил внутренний голос. Вот ты, можно сказать, дома. Доплыл, добрался, добежал. Вокруг покой и тишина, знакомый с детства диван, старый плед с обтрепавшимися краями, на стене мамина фотография, на которой она так похожа на Грейс Келли… Все на своих местах. Но нет никакого желания думать о сложившейся ситуации, анализировать, строить версии, искать причины. Нет вообще ни одного желания, кроме как нырнуть под этот плед и заснуть снова. Осталась еще слабая надежда, что мерзкая пустота в груди образовалась только оттого, что все эти проклятые четыре месяца он только и делал, что думал, думал, думал…
Думал, когда сидел в мрачной одиночке, гадая, что, черт подери, произошло, и что пошло не так. На нелепых допросах, где чаще били по морде и по ребрам, чем спрашивали, тоже приходилось шевелить извилинами – ведь если все это было провокацией, то за каждым его движением следили, ловили каждое слово. Думал в каменном мешке карцера, куда его сунули за «неразговорчивость» – там, пялясь по ночам на звезды через маленькое узкое окошко высоко под потолком, он понемногу начал недоумевать, почему же никто не вытаскивает его из этой дыры. А ровно через месяц его пребывания в тюрьме Надур близ тунисского города Бизерта, ему без особых церемоний объявили, что за хранение наркотиков и попытку их распространения он приговорен к тридцати годам заключения. Вот тогда он пришел к мысли, что пора перестать ждать помощи, прекратить спрашивать себя «почему я здесь?», а лучше задуматься на тему «как отсюда свалить?»…
Майкл медленно встал с дивана, набросил плед на плечи и побрел в кухню. На столе лежала записка: «Ушел на рынок. Дед».
Там же Холмс нашел тарелку с бутербродами и бутылку апельсинового сока. Вяло пережевывая сэндвич с бужениной, он вертел в руках маленькую фигурку оловянного пирата-бербера, которого дед прямо как в детстве оставил «охранять» записку. Очевидно, Ги все еще мастерит миниатюрную панораму осады города Барбароссой3 ... А что? Может на время притвориться, что ему не двадцать пять, а… скажем… шестнадцать? И он не сотрудник криминальной разведки, а все еще кадет военной академии. Что сейчас пасхальные каникулы, и он упросил маму поехать всей семьей в Ниццу. И Ги вот-вот вернется домой с рынка со свежей рыбой, корзиной зелени, мягкими булками и парой бутылок молока, одну из которых, кстати, тут же выдует Шерлок. А мама и Клер, взяв Коко, пошли прогуляться по набережной, пока нет толп вездесущих туристов. И все замечательно, у него всё впереди, и нет в груди гнетущей пустоты…
Стоп. Хватит! Давай расплачься еще, мсье ‘Ольмс. Майкл быстрым движением растер лицо ладонями. Голова тут же «включилась» – на подбородке щетина, а ведь он недавно брился! «Ушел на рынок»? Если ему не изменяет память, дед обычно ходил на рынок рано утром по понедельникам и четвергам. Майкл явился на виллу в среду на рассвете, и получается, сейчас… утро четверга? Выходит, он продрых сутки напролет? Вот это да!
Что-то это все напоминает – «проспал сутки напролет»… С кем это могло случиться? Не с ним точно, он за собой такого не помнил. Тогда с кем? И с чего вдруг ему так приятно об этом вспоминать?
Залпом допив остатки сока, он собрал со стола посуду и, вымыв, аккуратно поставил в шкафчик. Взгляд упал на фотографию в рамке, висящую над кухонным столом. Майкл и Ирен стоят, обнявшись, на пирсе в марсельском порту. На заднем фоне – корма яхты, на которой развевается британский флаг и видна надпись «Валери». Фотографировал Шерлок, поэтому на снимке он, как обычно, отсутствует.
Яхта!.. Воспоминания нахлынули внезапно и были такими оглушительными, что перехватило дыхание. Как он мог забыть этого парня? Ведь если задуматься, те несколько дней были самыми чудесными за последние… сколько?.. пять лет? По крайней мере, за те полтора года, что прошли с тех пор, как они попрощались в порту Таормины, Майкл больше ни разу не почувствовал что все хорошо...
Ну вот, с досадой нахмурился Холмс. Добрался до безопасной «норы», называется. Разнюнился, рассиропился. Хватит, пора заняться делом!
Решительно сбросив с себя плед, Майкл прошагал в ванную. Плеснув в лицо ледяной водой, он бросил взгляд в зеркало над раковиной. Оттуда на него глянул незнакомый молодой мужчина с ввалившимися щеками и колючим взглядом. Он удивленно провел рукой по остриженной голове, и черные глаза в зеркале зло блеснули – да, вот что называется кардинальной сменой имиджа!
Побрившись и приведя себя в порядок, Майкл спустился в подвал по узкой лестнице, прятавшейся за незаметной дверцей на кухне. Включив свет, он прошагал в самый дальний угол, где были составлены сундуки и картонки со всяким хламом. Вытянув из самого низа коробку, на которой его собственным почерком было выведено «Старые игрушки», он сунул руку внутрь и вытащил небольшой кейс. Набрав код на замке, Майкл распахнул чемоданчик. Все в целости и сохранности: деньги (франки, фунты и американские доллары), документы и кредитные карты на разные имена (в том числе на настоящее – Майкл Артур Холмс, а также на имя, под которым он числился в Интерполе, – Майкл Кроуфорд) и оружие (любимая «Беретта» с кобурой и несколькими запасными обоймами). Подумав немного, он вытащил десять тысяч франков и пятнадцать тысяч долларов, фунты оставил на месте, справедливо рассудив, что домой ему вернуться пока никак нельзя. Сунув пистолет за пояс штанов, Майкл рассовал по карманам пижамной куртки запасные обоймы и, прихватив из чемодана кобуру, два комплекта документов и кредитных карт, закрыл его и сунул обратно в ящик с игрушками.
Удостоверившись, что ряды коробок выглядят нетронутыми, Майкл вернулся в дом. Ги все еще не было. Замечательно! Пора приступать к реализации того алгоритма действий, который он продумывал до мелочей в течение последних трех месяцев.
Через полчаса он вернулся из Большого Дома в коттедж деда. Теперь на нем были черные джинсы, темно-синяя водолазка и старые удобные кроссовки. С собой он прихватил серую замшевую куртку, достаточно свободную, чтобы под ней не была заметна кобура с пистолетом, и небольшой рюкзак, куда он тут же сложил деньги.
Теперь предстояло сделать очень важное дело, то самое, к чему он так долго стремился. Сев за стол в гостиной, он придвинул телефонный аппарат, потянув за свитый спиралью шнур, и, не колеблясь, набрал номер, который помнил наизусть.
– Алло, цветочный магазин «Елисейские поля», – раздался в трубке женский голос.
– Здравствуйте, мадемуазель, – поприветствовал ее Майкл, чуть охрипнув от волнения.
– Доброе утро, мсье. Чем могу помочь?
– Наша фирма хочет сделать большой заказ, – произнес он условную фразу, – три сотни белых роз и сотню тюльпанов. Могу ли я поговорить со старшим менеджером мсье Анри?
– Как вы сказали? Мсье Анри? – переспросила девушка с удивлением.
– Д-да, именно так, – дрогнувшим голосом подтвердил Майкл.
– Но… Мсье, нашего менеджера зовут Аннет… Простите, вы бы не могли повторить ваш заказ? Я запишу. Три сотни белых роз и…
– …и сотню тюльпанов, – машинально продолжил он. – Подождите! Как давно у вас работает эта Аннет? Больше трех месяцев?
– Мадам Аннет работает в нашем магазине со дня открытия. Десять лет. А что?... Алло! Алло! Мсье, куда вы пропали? Вас не слышно…
Нажав на отбой, Майкл задумчиво уставился на телефон, потом положил трубку и зачем-то аккуратно стер с нее отпечатки пальцев рукавом водолазки. Ерунда какая… Получается, что по необъяснимым причинам накрылся медным тазом единственный номер (по крайней мере, известный ему), по которому агент, работающий под прикрытием, имел право связаться с начальством, не нанеся при этом ущерба операции?
Но как говорил один его знакомый Шерлок Холмс, необъяснимых вещей не бывает. Бывает мало информации. И Майкл знал, как раздобыть более-менее достоверные сведения, не только не навредив операции, но и не выходя из дома.
Пройдя в кабинет деда, он бросил взгляд на нижнюю полку книжного шкафа, занимавшего все стену комнаты, и удовлетворенно кивнул. Дедуля не изменил своей привычке – аккуратно собирает и подшивает выпуски финансовых и криминальных обозрений, а также популярных ежедневных газет, как французских, так и английских.
Разработка, в которой участвовал Майкл до того как стал «узником замка Иф», была связана с громкими именами. Если что-то пошло не так, пресса молчать не будет. Решив начать с «Гардиан» 4, Майкл вытащил с полки кипу газет и принялся за чтение.
Как он и ожидал, интересующую его информацию оказалось совсем не трудно отыскать. Но с новыми данными ситуация не только не разъяснилась, она стала еще более запутанной. Задумавшись, Холмс по привычке попытался растрепать волосы на затылке и в который раз удивился их отсутствию.
Откинувшись в кресле, Майкл погрузился в размышления. Что получается? Полгода назад в Лондоне при весьма загадочных обстоятельствах исчезает некий Роджер Блэквуд – сотрудник компании «Роуз Даймондс Лимитед», одной из крупнейших компаний-сайтхолдеров5 . Исчезает прямо после очередной закупки алмазов и, как ни печально, со всей партией драгоценных камней. Сам Блэквуд пропадал недолго – на следующий же день его тело нашли в Темзе, а вот большая партия необработанных алмазов как в воду канула, и в «Роуз Даймондс» очень надеялись, что не в буквальном смысле. Но так как смерть их сотрудника была явно насильственной, стало быть, алмазами завладели те, кто пустил пулю в затылок бедному Роджеру.
Если бы прессе стали известны обстоятельства смерти ведущего сотрудника «Роуз Даймондс» (сам факт смерти утаить не удалось), а тем паче то, что пропали алмазы, репутации фирмы, на протяжении 50 лет прочно занимавшей место в списке сайтхолдеров, грозил моментальный крах. Алмазы надо было вернуть и вернуть как можно быстрее – ювелирные компании, приобретавшие камни у «Роуз Даймондс», не будут ждать. Особенно прискорбно было бы потерять такого клиента как «Гаррард» 6, а сделка с ними предстояла уже через два месяца.
Конечно, за два дня большую партию необработанных алмазов продать невозможно, но все же следовало поторапливаться. Рассудив, что своими силами они ничего не найдут, в «Роуз Даймондс» решили обратиться за помощью в компетентные органы. С полицией связываться не стали, памятуя все о той же возможности огласки, и делом занялась криминальная разведывательная служба Британии.
NCIS7 справедливо считали самой информированной спецслужбой Европы – такой обширной базы данных не было ни у кого. Через несколько дней, благодаря сведениям, полученным агентурной сетью, стало известно, какая именно преступная группировка стоит за похищением. Но где хранятся алмазы, кому и когда их хотят продать, пока не было ясно. Двум агентам (это были Майкл Кроуфорд и Энтони Хит) удалось внедриться в ряды группировки, подкупить одного из членов банды и завладеть всей партией похищенных камней.
В тот самый день, 29 сентября, в Тунисе, когда камни должны были быть переданы представителю «Роуз Даймондс», Майкла задержала полиция. Арестовали его как британского инженера Десмонда Макдауэлла (под таким именем он работал в тот раз), а не как агента криминальной разведки, и по началу Майкл считал произошедшее недоразумением, ибо его «Десмонд» был абсолютно чист. Но дальнейшее развитие событий показало, что это является чем угодно, только не недоразумением. И побои, и карцер, и приговор – все было всерьез…
И вот теперь, пошелестев газетами, Майкл с удивлением узнал, что «Роуз Даймондс Лимитед» все-таки пошли ко дну. Обстоятельства смерти Роджера Блэквуда и факт похищения алмазов стали достоянием общественности – новость смаковали все газеты. Руководство компании покинуло свои посты, акции упали ниже плинтуса, из списка сайтхолдеров фирму исключили. Их крупнейший клиент-закупщик, «Гаррард», месяц назад сменил хозяина (компанию приобрел младший брат султана Брунея – принц Джефри Болкиах), и контракт с «Роуз Даймондс» тут же был разорван. А вслед за королевскими ювелирами ушли почти все остальные клиенты.
Таким образом, можно сделать вывод, что операция, проводимая NCIS, провалилась, поскольку алмазы до хозяев не дошли. Как прессе стало известно про Блэквуда и камни – один черт знает, но на то она и пресса, чтобы вынюхивать. Участие его конторы в деле, видимо, удалось замять – никаких упоминаний или намеков Майкл не встретил даже в самых серьезных источниках. Арест Майкла можно считать форс-мажором, неприятным, но все ж таки не имеющим к проводимой операции никакого отношения побочным эффектом работы в Тунисе. В конце прошлого года там творился полнейший беспредел – иногда людей хватали прямо на улицах, держали в камерах неделями без предъявления обвинений и потом, бывало, отпускали, ничего не объяснив. За последний месяц в камере Майкла побывали, по меньшей мере, пять таких бедолаг.
В общем и целом, он мог преспокойно явиться завтра в офис NCIS в Париже, и потребовать полагающееся ему жалование за четыре месяца и отпуск в качестве компенсации. Так?
Да, было бы замечательно… Но проблема в том, что это была еще не вся информация, которую он нашел, полистав газеты.
На ту маленькую заметку он наткнулся совершенно случайно. В коротком сообщении говорилось, что утром 29 сентября 1994 года в автокатастрофе на скоростном шоссе недалеко от Милана погиб некий Клиффорд Ньюмен, бывший военный, к моменту своей смерти работавший в службе безопасности крупной частной компании. Семья скорбит, друзья соболезнуют. К заметке прилагалось фото, на котором Майкл без труда узнал в погибшем того самого представителя «Роуз Даймондс», которому практически на глазах у Майкла Энтони Хит передал кейс с алмазами…
Да, господа, вся закавыка состояла в том, что он своими глазами видел, как Ньюмен и Хит встретились на небольшом аэродроме в пригороде Туниса, пожали другу руки, Хит передал Ньюмену чемодан с камнями, и они оба сели в небольшую «Цессну»8 которая, как ей полагается, взмыла в небо и скрылась в направлении Франции. Но, как уже стало ясно, камни в «Роуз Даймондс» не получили, ни про какие крушения самолетов в тот день газеты не писали, а несчастный Ньюмен каким-то образом умудрился разбиться в лепешку в своем «Мерседесе» за тысячу километров от Туниса. И, если верить газетам, произошло это за двенадцать часов ДО того момента, как его, вполне живого и здорового, видел Майкл.
И еще этот дурацкий цветочный магазин… Майкл точно знал, что раньше по этому номеру никакого магазина не было и быть не могло. В маленькой квартире в центре Парижа постоянно дежурила девушка – сотрудница NCIS, которая соединяла позвонившего агента с требующимся ему доверенным лицом из руководства. «Менеджер мсье Анри» означал шефа отдела внедрения – Роберта Эгертона. И почему теперь на этом номере стояла автоматическая переадресация, посылавшая звонки в чертовы «Елисейские поля», было абсолютно неясно. Как шеф мог такое допустить?
Вернувшийся с рынка мсье Папино застал внука в своем собственном кабинете. Мальчик сидел в кресле и со странным выражением лица пялился в стену. Заметив Ги, Майкл перевел на деда мрачный взгляд и тяжело вздохнул:
– Ни черта не понятно…
– Вот и мне тоже, – пробурчал под нос Ги, разглядывая ворохи газетных страниц, разложенные в беспорядке на полу. Майкл недоуменно вздел брови.
– Я говорю, пошли тебя накормлю, – сказал Ги уже громче. – Голодный, полагаю… И как там насчет сарказма? Уже разрешается?
Майкл хохотнул, потянулся в кресле и ответил:
– Валяй!.. Представляю, сколько его в тебе накопилось за те сутки, пока я дрых!
Он уже приготовился к знакомой с детства словесной дуэли, по которой соскучился за последние годы, но к его удивлению Ги, бросив пару едких фраз касательно худобы и новой прически, этим и ограничился. А как только внук закончил завтракать, мсье Папино и вовсе посерьезнел и, сев напротив Майкла, допивавшего кофе, задумчиво смерил его взглядом.
Майкл вдруг почувствовал себя нашкодившим пацаном и едва удержался, чтобы не ляпнуть что-нибудь дерзкое, хотя дед еще не задал ни одного вопроса.
– Ну, давай, спрашивай уже, – обреченно вздохнул Холмс.
– Да я вот думаю, начать с «Что ты натворил?» или сразу перейти к «Чем я могу помочь?», – улыбнулся Гийом. Но по абсолютно серьезным глазам деда Майкл прекрасно понимал, что тот очень обеспокоен.
Он размышлял всего пару минут.
Известие о том, что внук – вовсе не офицер-миротворец, а агент спецподразделения Интерпола (про криминальную разведку Майкл решил все же умолчать), дед воспринял, не моргнув глазом. Только удовлетворенно крякнул в усы и бросил на Майкла взгляд, в котором тот с удивлением прочитал одобрение. Более чем необычный облик, в котором он предстал вчера на пороге виллы, Майкл объяснил «производственной необходимостью». Хотя, признался он, чуть помедлив, возникли некоторые обстоятельства, вследствие которых он теперь в весьма… неопределенном положении.
– Дело в том, что долгое время мне пришлось побыть… э-э-э… в стороне от основных событий, – объяснил Майкл. – Поэтому я немного не в курсе, каково состояние дел в конторе. И, насколько я понял из полученной информации, произошли существенные изменения в ситуации, и я пока не понял, какие именно...
– Короче говоря, – прервал дед его словоизлияния, – пока ты сидел в кутузке, дело закрыли. Так?
– Так, – согласился Майкл, криво усмехнувшись. – Откуда про кутузку-то узнал?
– Догадался, – отрезал дед, задумчиво барабаня пальцами по столу и рассматривая внука. – И долго сидел?
– Четыре месяца.
– Отпустили?
– Нет.
– Ясненько… – усмехнулся Гийом и дернул подбородком. – Что делать собираешься? И кстати, если тебе нужны деньги, я могу…
– Не надо, дедуль. Деньги у меня есть.
Ги вздохнул.
– Оружие?
– Тоже, – ответил Майкл с широкой улыбкой. – Ты не беспокойся, у меня все нормально. Раз операция… окончена, значит, я могу без проблем связаться с конторой. Через пару часов двину в Париж, по дороге сделаю пару звонков и выясню все, что смогу.
– Самолетом двинешь? Ах, да, куда с оружием-то… Разрешения-то, поди, нет.
– Да, я лучше возьму машину. Если выеду еще до обеда, вечером буду на месте.
Задумчиво пожевав нижнюю губу, Ги резюмировал:
– Ну, значит, если что, я тебя два с половиной года не видел, звонил ты мне в последний раз из Сараево полгода назад. Так?
Майкл кивнул.
– Мать ничего не знает, я полагаю, – кивнул сам себе Гийом. – А Шерлок?
– Не должен… Дед, ты прости, что я тебя втягиваю!
– Ну, меня можно, я, сам понимаешь, никому… Хотя, вообще-то не должен, конечно, офицер Холмс. Или ты там вовсе не Холмс?.. А?
– Не Холмс, дед, – покачал головой Майкл. – Там я не Холмс…
Он снова почувствовал холодную пустоту в груди и неожиданно для себя понял, с чем связано это гнетущее ощущение. Он просто устал быть «не-Холмсом». Все пять лет работы в разведке он носил чужие лица, чужие имена, заучивал чужие воспоминания, озвучивал не свои мысли. И вот теперь Майкрофт Холмс, тот самый парень, что улыбался ему с фотографии на стене, обнимая смеющуюся Ирен, уходил все дальше и дальше…
Ему так давно не удавалось побыть самим собой, что покидать дом, знакомый с детства, чертовски не хотелось. Как только он переступит порог, он снова превратится в «Майкла Кроуфорда», в который раз спрятав в тень «Холмса».
А ведь тогда на яхте, с этим темноглазым хорватом, он был самим собой. Да, с Грегом он был Холмс, и он был… счастлив. Эта мысль, такая внезапная и такая простая, заставила Майкла засмеяться. Ги озадаченно нахмурился.
– Дед, – все еще улыбаясь, сказал Майкл. – Ты не представляешь, как я рад был тебя повидать!
Через восемь часов, подъезжая к Венуа 9, Майкл остановился поужинать в маленьком ресторане. С удовольствием отведав тушеного кролика и салат, он заказал кофе и спросил официантку, маленькую кудрявую девушку с очаровательными ямочками на щеках, где он может позвонить. Мило улыбаясь, та указала ему на телефонную будку рядом с дверью на кухню.
Через пятнадцать минут официантка принесла молодому человеку в серой замшевой куртке маленькую чашку эспрессо и игриво ему улыбнулась. Но улыбка ее тут же растерянно погасла – симпатичный парень, который только что вовсю с ней заигрывал, теперь задумчиво смотрел в окно, а его темные глаза были холодны и сосредоточенны. Через десять минут молодой человек залпом выпил остывший кофе, быстро расплатился и вышел.
Выезжая на шоссе, Майкл сердито стиснул руль. Сделав пару звонков в Париж, он обнаружил, что «изменения в ситуации» были более существенными, чем ожидалось. Его шеф, Роберт Эгертон, уже более трех с половиной месяцев не руководил отделом внедрения, поскольку находился в клинике в Лондоне. Если точнее – в отделении интенсивной терапии, в глубокой коме.
Ах, да. Сам отдел внедрения более не существовал. Он был расформирован сразу после того, как провалилась операция «Розовый бриллиант». И через пару дней агенту Кроуфорду предстоит встреча с новым начальством.
Итак, понедельник, шестое февраля. Париж, улица Фобур Сент-Оноре, 35. Посольство Великобритании.
Снег шел в Париже всю ночь. На мостовой он почти сразу же таял, превращаясь в глубокие мутные лужи, но деревья в сквере Леона Серполе гнули к земле тяжелые ветки, стараясь освободиться от снежного груза, на круглых козырьках парадных лежали белые шапки, так и норовившие съехать кому-нибудь за шиворот, а на капотах и крышах машин, припаркованных вдоль улиц, громоздились маленькие сугробы.
Возвращаясь с пробежки, он умудрился промочить ногу, наступив в огромную лужу прямо у подъезда. Чертыхаясь под нос, Грегор потянул тяжелую дверь. Дом 28 по улице Маркаде10 был старым семиэтажным строением с крутыми лестницами и высокими ступенями, крошечным скрипучим лифтом и мрачноватым холлом, в котором гулко отдавались все звуки, и пахло сыростью.
Грегор обожал этот дом.
– О, довольно неразумно с твоей стороны, дорогой, бегать в такую мерзкую погоду! – раздался звучный голос. – Как пить дать, промочил ноги!
Вукович усмехнулся. Мадам Пти, которая всем обликом противоречила собственной фамилии11 , с утра в своем репертуаре. Консьержка, довольно тучная брюнетка «слегка за сорок», с короткой стрижкой и основательно подведенными глазами, каждое утро приветствовала Грегора каким-нибудь наставлением, считая своим долгом «присматривать за таким хорошим мальчишкой, раз больше некому».
– Ну? Промочил ведь? – она скрестила руки на необъятной груди. Под правым локтем была прижата свернутая в трубочку газета.
– Доброе утро, Сильвия! И я тоже тебя люблю. Отдавай мою газету и не ворчи. – Он стряхнул снег со спортивной куртки и с козырька бейсболки. – Это же моя газета, верно?
– Твоя, твоя… Забирай. И вот это еще возьми… – Мадам Пти жестом фокусника вынула откуда-то кулек с булочками и вложила в руки Грегору.
– …И слышать ничего не хочу! – отрезала она, заметив, что Вукович собирается возразить. Ему ничего не оставалось, как послушно принять ежедневное подношение.
Поднявшись к себе на последний этаж, он быстро принял душ и побрился. Вода была ледяной (а другой с утра не дождешься, поскольку все семь этажей пытаются помыться), и из ванной он вышел более чем бодрым. Подпевая радиоприемнику, он приготовил себе завтрак (омлет с ветчиной и крепкий кофе), и, сев за стол, пристроил перед собой свежий номер «Паризьен».
Заголовок на первой странице тут же заставил его нахмуриться.
«Новая жертва Инквизитора?
27-летний мужчина найден мертвым на улице Гласьер».
Пробежав глазами статью, Грегор узнал, что вчера утром сторож церкви Святой Екатерины Сиенской в квартале Крулебарб обнаружил на крыльце храма труп неизвестного. Полиция установила личность погибшего. Им оказался некий Ришар Кревье, арт-директор ночного клуба. Причиной смерти, если верить журналистам, было ножевое ранение в сердце. Больше никаких подробностей в статье не сообщалось.
Быстро закончив завтрак, Грегор отправился в комнату, единственную в его скромных апартаментах. Комната выходила окном на соседний дом, который стоял так близко, что Грег преспокойно мог видеть, что творится в квартире напротив. Там жила высокая худощавая девушка, которая часто говорила по телефону, много курила, а вечерами подолгу сидела на широком подоконнике, обнимая ладонями большую кружку. Девушка была фотографом, это Грегор определил сразу – все стены в ее квартире были завешаны снимками, а в одной из комнат была устроена студия: стойки с осветительными приборами, зонты, отражатели и прочие приспособления для профессиональной съемки.
С утра в окнах соседки было темно, она не любила рано вставать. Грегор бросил взгляд на часы (было без четверти восемь)¬¬, и достал из старого высокого шкафа со скрипучими дверцами джинсы и черный свитер. Через полтора часа ему надо быть на работе – по понедельникам с утра проводилась большая планерка для всех отделов Национального центрального бюро12 . Чтобы добраться до улицы Сосе, где в доме номер 11 располагалось Центральное управление уголовной полиции 13, Грегору обычно требовалось не больше тридцати минут, но поскольку движение сегодня на дорогах намного медленнее из-за снегопада, стоило выйти пораньше. Да и не любил он приходить позже остальных. Ему доставляло удовольствие первому входить в маленький кабинет, отданный в распоряжение аналитического отдела НЦБ, включать компьютер и кофеварку, а потом слушать, как просыпается этаж, постепенно наполняясь звуками голосов и хлопающих дверей.
Стоя в коридоре перед высоким зеркалом, уже застегивая куртку и тщетно пытаясь пригладить торчащие на макушке волосы, он увидел моргающую лампочку на автоответчике. Удивившись, кто бы мог звонить так рано (ведь уходя на пробежку, он проверял телефон), Вукович нажал на клавишу, чтобы прослушать сообщение:
– Грег, привет, дружище! – услышал он скороговорку коллеги, Дидье. – Сегодня в восемь тридцать, еще до планерки, собирают экстренное совещание. Что к чему – не знаю точно, шеф велел тебе позвонить. Надеюсь, ты успеешь прослушать сообщение и не опоздаешь. Прошел слух, это собирают группу по новому убийству. Что-то мне подсказывает, тебя в нее включили. Так что седлай коня и дуй во весь опор!
«Прошел слух» и «что-то мне подсказывает» – в этом весь Дидье. Откуда он мог узнать подобную информацию в семь утра, уму не постижимо, но сказанному можно верить – сведения, добытые Дидье Клеманом, в девяноста девяти случаях из ста соответствуют истине.
Не дожидаясь лифта, Грегор сбежал по лестнице, на ходу надевая рюкзак и перчатки. В холле он притормозил у конторки Сильвии, чтобы чмокнуть ее в напудренную щеку.
На улице было все также серо и мокро, и с неба летели пушистые хлопья. С крыш капало, а под ногами чавкало мутное месиво. Стараясь не угодить в глубокие лужи, Грегор шагал вдоль улицы к тому месту, где он вчера припарковался. Его «конь» прятался за стареньким красным Пежо мадам Пти (и как она умудряется в него втискиваться?). Перекинув ногу через седло, Грегор надел шлем, завел двигатель мотоцикла, и через минуту черный «Yamaha XJ-900» с урчанием пронесся по улице Маркаде, расплескивая лужи.
* * *
Проявив чудеса ловкости, лавируя между автомобилями, стоящими в пробках, и срезая, где только можно, меньше чем за полчаса он добрался до места назначения. Вся улица рядом с Министерством внутренних дел, серо-зеленым пятиэтажным особняком с высокими черными, причудливо окованными дверями, была заставлена машинами. От площади Бове до улицы Монталиве Грегор не нашел ни одного свободного пятачка. Пришлось объехать квартал еще раз и припарковаться напротив бара на улице Дюра. Оставалось около десяти минут до начала совещания, а ему все-таки хотелось заскочить к себе.
«К себе»… Вукович усмехнулся. Как же быстро он привык так называть маленький кабинет на два стола, разместившийся под самой крышей, «на пятом с половиной этаже», как они говорили между собой с коллегами. Все-таки перемены, произошедшие с ним за последние полтора года, были слишком невероятными, чтобы к ним сразу привыкнуть.
Осенью 93-го года в Центральное управление криминальной полиции Шибеника пришло официальное послание из штаб-квартиры Европейского бюро Интерпола, в котором сообщалось следующее. В связи с тем, что в Загребе организовано Национальное центральное бюро, Генеральный секретариат14 проводит курс обучения офицеров из Восточной Европы для ознакомления со спецификой работы в Международной организации уголовной полиции15. К посланию прилагался список с именами пяти человек, чьи кандидатуры были рекомендованы в МВД Хорватии и одобрены помощником генерального секретаря Интерпола, мсье Ришаром Моро.
К несказанному удивлению офицера Вуковича, его имя было указано в числе тех самых пяти. Каким образом его кандидатура вообще попала на рассмотрение, он так и не узнал. На его недоуменный вопрос Балтазар Андрич только хитро улыбнулся и похлопал по плечу.
Закончив трехмесячный курс обучения в Лионе, Вукович подал заявку на прохождение практики во французском отделе Интерпола. Через полгода стажировки он получил отличные рекомендации и… предложение работать в аналитическом отделе французского Национального бюро.
Признаться, это стало приятным сюрпризом для Грегора, ведь у него были свои причины желать остаться в Париже. Еленка, его любимая племянница, после смерти отца стала жить с Катариной, старшей сестрой Грегора, поселившейся во французской столице почти пятнадцать лет назад. В Хорватии у него не осталось никого, здесь же у него была семья…
Он понимал, что на работу в аналитический отдел НЦБ приглашают не за красивые глаза, но все равно, прочитав свою характеристику, подписанную куратором практики капитаном Саваром, он немного смутился. Уж слишком его там расхвалили. «Безукоризненный послужной список, превосходные рекомендации с мест службы, блестящая работа с документацией и базами данных. Отличный полевой работник, отменная реакция и хорошая физическая подготовка. Поразительные аналитические способности. В совершенстве владеет английским, французским и немецким, бегло говорит на итальянском, сербском и русском. Обладает превосходным потенциалом…» и прочее. Что ж, теперь приходилось соответствовать.
В течение первого месяца работы, подходя к высокой металлической двери и показывая охране новенькое удостоверение, он ощущал себя школьником, которого по ошибке допустили на совещание в кабинет директора. Ему казалось, еще немного, недоразумение выяснится, и его выпрут с позором. Но время шло, а его не только не выгнали, а еще и выделили стол и компьютер в небольшом кабинете под самой крышей. И… завалили работой по самое горло, чему он, впрочем, был только рад.
Вот уже полгода он занимался составлением и анализом баз данных по тяжким преступлениям, совершенным на территории Европы за последние пятнадцать лет. Приходилось объединять большие объемы информации, присылаемой Национальными бюро, приводить их в соответствие с новыми протоколами, строить прогнозы, писать аналитические справки и составлять рекомендации по работе с данными. Короче говоря, ничего интереснее и придумать нельзя. Разве что…
Иногда Грегор скучал по оперативной работе. За все шесть месяцев службы в Париже ему так и не удалось поработать «в поле». Как любому офицеру Интерпола, Грегору полагалось оружие. Но свою «Беретту» он хранил в сейфе в кабинете и уже не помнил, когда в последний раз ее вынимал. Как ему сказал Майкл в тот день, когда они познакомились? «Работа в Интерполе – главным образом скучная канцелярщина»? Что ж, Джеймс Бонд был в чем-то прав. И хотя Грегор не считал свою работу скучной (за обработкой бесконечных формуляров с информацией и многочисленных файлов со статистикой ему казалось, что хаоса в бескрайнем океане информации становится меньше и меньше), но все же если Дидье прав (а это почти наверняка), и его собираются включить в следственную группу, он будет рад принять участие в расследовании.
Он чуть не подумал «в настоящем расследовании», но тут же себя одернул. Пусть говорят, что хотят, но работа его отдела приносит существенную пользу.
Добравшись до кабинета, Грегор успел только бросить на кресло шлем и кожаную куртку, перемолвиться парой слов с Дидье и хлебнуть напоследок кофе из его кружки. Захватив папку с информацией, которая могла понадобиться, Вукович устремился на второй этаж, где в небольшом конференц-зале должно было состояться собрание.
Через минуту после его прихода в дверном проеме показалась сверкающая лысина его шефа, Сезара Монгрена. Увидев Грегора сидящим за столом, мсье Монгрен удовлетворенно кивнул и скрылся за дверью. А спустя несколько мгновений в конференц-зал вошел высокий седовласый мужчина в сером костюме. Внимательно оглядев троих присутствующих, он занял место во главе длинного стола и кивнул в знак приветствия.
– Меня зовут Филипп Дежарден, – представился он. – Я комиссар национальной полиции и представляю Центральное управление16.
Обведя всех суровым взглядом, комиссар продолжил.
– Не будем терять время, господа. Позвольте ввести вас в курс дела. Как вам должно быть известно, вчера в квартале Крулебарб был обнаружен труп некоего Ришара Кревье. Обстоятельства его смерти говорят о том, что это преступление с большой долей вероятности является делом рук серийного убийцы, получившего прозвище Инквизитор.
Ну, Дидье, чертов провидец! Опять он оказался прав. Их действительно собрали по поводу вчерашнего трупа.
– В связи с тем, что предыдущие убийства были широко освещены в прессе, – продолжал комиссар, – есть мнение, что известие еще об одной жертве будет иметь большой общественный резонанс. Говоря проще… – Дежарден раздраженно откинулся в кресле, – писаки раздуют из этого такой скандал, что нам мало не покажется. Эта тема сейчас… модная, сами понимаете.
Сидящий напротив Грегора молодой смуглый красавец с черными как смоль, собранными в хвост кудрявыми волосами, в шикарном костюме и белоснежной рубашке с безукоризненно завязанным галстуком, понимающе хмыкнул. Это был лейтенант Паскаль Мартинез из убойного отдела с Набережной Орфевр, 36. Насколько знал Вукович, начальство считало Мартинеза первоклассным специалистом. А его коллеги – такой же первоклассной сволочью.
Рядом с Грегором сидел мужчина лет сорока, с пивным животиком, свисающим над ремнем мятых брюк, небольшой лысиной и крючковатым носом. С ним Вукович был шапочно знаком со времени стажировки. Мужчину звали Роже Эбер и работал он, как и Мартинез, в парижской уголовной полиции. Эбер был опытным детективом, и, по слухам, умел так разговорить подозреваемого или свидетеля, что те сами потом диву давались, вспоминая, сколько всего порассказали этому невзрачному на вид легавому.
– Так что, – завершая свою вступительную речь, сказал Дежарден, – в Министерстве было принято решение создать специальную группу для расследования серии убийств. Меня вы уже знаете. Капитан Эбер и лейтенант Мартинез представляют здесь уголовную полицию Парижа, а офицер Вукович – Национальное центральное бюро Интерпола.
Сидящие за столом обменялись взглядами и приветственно кивнули друг другу.
– Руководить группой поручено мне, Эбер и Мартинез займутся основными розыскными действиями, Вукович возьмет на себя информационную поддержку. Анализ, обработка, составление сводных таблиц – я слышал, вы в этом сильны, офицер? Ну, конечно в ходе расследования будут привлекаться рядовой оперативный состав и эксперты. Но, прошу заметить, вся основная информация должна оставаться между здесь присутствующими. Уж слишком лакомый кусок для прессы это дело. Поэтому за пределами группы чтоб молчок мне. Ясно?
Комиссар, сурово сдвинув брови, глянул на каждого по очереди.
– Капитан, – обратился он к Эберу, который все это время что-то рассеянно чертил в своем блокноте. – Будьте любезны, сообщите нам подробности о вчерашнем происшествии.
Капитан несолидно шмыгнул носом, перелистал блокнот и заговорил неожиданно красивым бархатным голосом. (Что ж, теперь Вукович хорошо понимал тех, кого Эберу приходилось допрашивать).
– Вчера в четыре сорок утра сторож церкви Святой Екатерины Сиенской, расположенной по улице Гласьер, обнаружил на ступеньках храма тело мужчины. Подойдя поближе, он увидел, что тело было завернуто в белое льняное полотнище. «Ну типа как бы что-то вроде савана» – по его словам. Сторож вызвал полицию. Всю тягомотину по осмотру места обнаружения трупа и опросу свидетелей я опущу, ибо ни черта важного или подозрительного мы не нашли, хотя обшарили все лужи, и никаких свидетелей не обнаружили – в это время улица еще пуста, даже собачников не встретишь.
– Личность погибшего установили быстро, – продолжал, почесав нос, капитан. – Во-первых, его отпечатки были в базе данных, арестовывался за хулиганство по малолетству, а во-вторых, друзья подали в розыск, так как мсье Ришар Кревье, белый, двадцати семи лет от роду, уроженец Парижа, арт-директор ночного клуба, не явился на важную встречу в субботу утром. Не появился он ни днем, ни к вечеру, что было событием из ряда вон, поскольку мсье Кревье своей работой не манкирует. Э-э-э... не манкировал, вернее. Друзья забеспокоились и обратились в полицию. Ага. Что там дальше?..
Эбер снова полистал свой блокнот и стал зачитывать, вставляя свои комментарии:
– Так… Осмотр тела дал нам следующее. Смерть наступила в результате ножевого ранения в область сердца (как выразился наш эксперт – «прямо в яблочко»). Присутствуют и другие повреждения, а именно переломы ребер, большой кровоподтек в затылочной части головы, перелом скулы, носа, гематомы на груди и лице, а также кровоподтеки на запястьях и лодыжках. В крови не обнаружено ни алкоголя, ни наркотиков. Мой личный вердикт – оглушили ударом по голове, основательно избили, несколько часов держали связанным по рукам и ногам… Ну, и убили точным ударом в сердце, в которое, между прочим надо еще суметь попасть… По заключению патологоанатома, смерть наступила не менее чем за пять часов до момента обнаружения трупа, то есть между двадцатью двумя часами и полуночью субботы, четвертого февраля. Кроме «как бы типа савана» примечательны еще два момента. Первый – после смерти тело вымыли. Да… Поэтому ни отпечатков, ни инородных тканей, ни волоска, ни лоскутка – ничего. Чист как младенец. Второй момент. Когда тело развернули, под тканью обнаружили небольшой кусочек картона, размером с визитку. На нем фраза на латыни. Не от руки, к сожалению. Напечатана. Пальчиков на ней также нет, и думаю, вы уже сами догадались, что там написано, если знакомы с материалами по предыдущим преступлениям. «Merito punitus est», что в переводе на человеческий означает «Справедливо наказан». По фактам все.
Эбер закрыл блокнот и обвел слушающих печальными глазами.
– А, – спохватился он, – самое важное забыл! Как и предыдущие жертвы, мсье Кревье был гомосексуалистом. И также как у них, следов полового акта, ни добровольного, ни насильственного, не обнаружено. Ну вот, теперь все.
– Спасибо, Роже. Исчерпывающе, как всегда… Офицер Вукович, – Дежарден вдруг перевел взгляд на Грегора, заставив его подобраться на своем месте. – Как вы понимаете, после объединения материалов следствия, на нас свалится огромный объем данных, которые необходимо будет сопоставлять. Не могли бы вы составить сводную информационную таблицу по всем трем убийствам?
– Разумеется, господин комиссар. – Голос прозвучал уверенно, несмотря на то, что он порядком волновался. – Как только получу в свое распоряжение материалы, сразу же займусь. А тем временем могу поискать в базах данных схожие преступления. Это может помочь…
– Да, я слышал, что вы в последнее время как раз занимались убийствами подобного рода. Займитесь, конечно. Черт его, этого Инквизитора, знает. Может, он не только в Париже наследил… – Дежарден поднялся и закончил. – Не буду вас больше задерживать, коллеги. Принимайтесь за работу.
Информация не заставила себя ждать – уже к обеду стол Вуковича был завален папками и бумагами по предыдущим делам, а к вечеру начали поступать сведения, добытые по убийству Кревье.
Фандом: Sherlock BBC
Автор: GingerLelia
Гаммы: Kiev_Gerika и Sellaginella. ДЕВОЧКИ!!!! Без вас ничего бы не было!!!
Персонажи: Майкл Холмс, Грегор Вукович
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: AU. Еще раз, и капсом, чтобы не было претензий по ходу чтения – АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ВСЕЛЕННАЯ. Автор рекомендует прочитать первые части (Вот тут, тут и тут). Обращаюсь особенно к тем, кто их не читал, – здесь все по-другому. В этом мире Шерлок – Его Светлость барон Холмс, его старший брат – Майкрофт, потеряв титул, сменил имя и стал просто Майклом Холмсом. И этот Холмс-старший не похож на канонического или на образ, созданный БиБиСи. Но в этой АU есть свой Грег. И они не могли не встретиться…
ДИСКЛЕЙМЕР: в основе всех фантазий автора – книги Конан Дойля и сериал Sherlock BBC. На героев сэра АКД и сериала Sherlock автор никоим образом не претендует.
Жанр: action, case fic
читать дальшеВ действительности всё не так,
как на самом деле.
Станислав Ежи Лец
* * *
– Раскаяние! – Человек в сером стал медленно приближаться. – Все, что мне от тебя нужно, это капля раскаяния! Ну, скажи… Признайся, что раскаиваешься… в грехе, что проклинаешь свой порок, сожалеешь…
Хриплый голос смолк на мгновение, и резким движением человек откинул капюшон, до этого почти скрывавший лицо. В отсветах пламени, пляшущих на каменных стенах, лихорадкой сверкнули глаза.
– …что сожалеешь о жизни, которую вел, о людях, которых увлек за собой в эту… мерзость! Может, тогда ты умрешь… чистым. Уйдешь достойно… Скажи, что раскаиваешься!
Инквизитор вдруг без сил опустился на колени и, по-прежнему сжимая в правой руке стилет, вытер тыльной стороной ладони слезы, струившиеся по бледным щекам. Говоривший, возможно, не заметил, но последние слова прозвучали умоляюще.
А он молча смотрел на своего палача, с усилием открыв заплывший правый глаз (левый не открывался вообще), склонив голову к правому плечу, стараясь таким образом хоть немного уменьшить боль. Правда, этот прием ни черта не помогал – кисти рук, в течение многих часов привязанных к какой-то перекладине высоко позади него, онемели так, что он не ощущал пальцев, но зато отлично чувствовал боль в вывихнутом плече.
Именно она не давала потерять сознание – острая, горячая, как раскаленный прут, воткнутый прямо в сустав. Правая нога, на которую он старался не опираться, ребра, возможно сломанные, потому что он не мог толком вдохнуть – чувствовал, как что-то впивается в легкое, и налитый свинцовой тяжестью затылок – всё это болело, конечно. Но это было фоном, серым и бледным, на котором пылали словно нанесенные каким-то сумасшедшим художником огненно-яркие мазки – боль в правом плече. Закрывая на мгновение глаза, он видел ее, эту боль, от нее под веками делалось нестерпимо горячо, и он старался быстрее открыть тот глаз, что все еще мог это сделать – казалось, что если он посмотрит на раскаленные всполохи еще секунду, череп просто разорвет на куски.
– Ну?! – Инквизитор с тоской смотрел ему в лицо. – Повторяй за мной, прошу тебя! Confiteor Deo omnipotenti… et omnibulis Sanctis1 …
Встав с колен, Инквизитор приблизился настолько, что можно было увидеть, как в его глазах отражаются языки пламени.
– Просто скажи это! Mea culpa, mea culpa…
На гудящий затылок легла прохладная ладонь. Приобняв его, Инквизитор жарко зашептал на ухо:
– Mea maxima culpa… Давай! Давай же… Ну, пожалуйста…
И тогда, с трудом разлепив разбитые губы, глядя в безумные глаза, он произнес с расстановкой, но почти нежно:
– Да пошел ты…
На мгновение он замолчал, а затем закончил, искривив рот в слабой усмешке:
– Извращенец!
Рука со стилетом замахнулась для удара, и он, хотя и приготовился умереть, не смог удержаться – инстинктивно дернулся в попытке отстраниться. Веки затопило яркое зарево – боль в вывернутом суставе и в сломанной ноге, на которую он ступил в последние секунды жизни, ослепительным взрывом милосердно лишила сознания, и он уже не почувствовал, как холодный клинок входит под сердце.
И не услышал грохот выстрела, многократно усиленный высокими каменными сводами…
* * *
Майкл
Ницца, 1 февраля 1995 года, среда
Гийом Папино, невысокий, чуть полноватый пожилой человек с пушистыми серебристыми усами, внушительной осанкой и глазами доброй старой собаки, с досадой смотрел на маленький монитор, на который шел сигнал с видеокамеры над главным входом.
Стояло раннее утро, и мсье Папино, которого все родные (их, правда, осталось раз, два и обчелся) и друзья (этих было намного больше) звали просто Ги, заканчивал завтрак. А ведь это, как известно, – главная трапеза дня, и Ги жуть как не любил ее прерывать. На столе стояла чашка с горячим кофе, рядом – плетеная вазочка с круассанами, и еще пять минут назад Ги казалось, что нет ничего прекраснее тихого спокойного утра, когда на вилле нет гостей, когда кофе упоительно пахнет, и когда у тебя в руках свежий номер «Экип» 2.
Идиллию прервало мерзкое жужжание зуммера, и на мониторе, висящем слева от входной двери кухни, появилось изображение. К шестидесяти годам зрение у Ги было на зависть ровесникам – даже не вставая со своего места, он увидел, что у главного входа стоит какой-то бродяга. И теперь мсье Папино с досадой наблюдал, как патлатый оборванец давит на кнопку звонка и посматривает в глазок камеры.
– Что тебе тут надо, засранец? – довольно добродушно пробурчал Ги себе под нос.
Патлатый не убирал палец с кнопки, зуммер противно жужжал.
– Ну?.. И что ты тут забыл, ирод? – Ги задумчиво откусил кусочек круассана и хлебнул кофе. – Работы у меня для тебя нет, милостыню не подаю…
Бродяга упорно давил на звонок. На нем была мешковатая, вся в разводах, куртка и бесформенные джинсы. Густые темные волосы почти закрывали грязное лицо.
– И откуда ты взялся, лохматый, в такую рань? Гляди-ка, упорный… Не уходит!
Ги стало любопытно. Подойдя к монитору, он поколдовал с кнопками, и изображение на мониторе разделилось на две половины. В одной из них появилось увеличенное раз в пять лицо бродяги, а в другой – изображение с камеры, которая давала обзор улицы, прилегающей к главным воротам.
Обе картинки заставили Ги озадаченно нахмурить брови. На узенькой улочке, круто взбирающейся в горку прямо перед воротами виллы, стояло такси. Водитель, опустив стекло, с интересом наблюдал за его «посетителем». Выходит этот оборванец приехал… в такси?
Но еще больше поразило Ги лицо звонившего. Ему вдруг показалось, что он знает этого человека – что-то неуловимо знакомое проглядывало в чумазой физиономии, смотревшей на него с небольшого экрана…
Зуммер смолк, словно тип на улице мог видеть, что Ги оторвал таки задницу от стула и подошел к монитору. Бродяга, не отрываясь, глядел в камеру, и на его лице, покрытом клочковатой щетиной, читались… нетерпение и досада. Будто ему было назначено, он пришел в нужное время, а никто, черт подери, не открывает.
– Ишь, ты, барон… – пробормотал Ги задумчиво, а затем, нажав на кнопку переговорного устройства, спросил строгим тоном, от которого раньше у его подчиненных холодели затылки. – Что вам угодно?
– Угодно, чтобы ты, мсье Гийом Батист Папино, перестал пялиться на меня в монитор, открыл дверь и заплатил за такси.
Мсье Папино редко удивлялся. Уж такая у него сложилась жизнь, чего только в ней не было, если на все удивленно распахивать глаза – никаких нервов не напасешься. Всем Ги был известен, как человек, которого очень трудно, даже практически невозможно вывести из равновесия. Но, услышав слова лохматого проходимца, мсье Папино оторопел. Секунд пять он изображал несчастную супругу Лота, замерев с открытым от изумления ртом. Но затем, пробормотав под нос что-то нечленораздельное, он вышел из оцепенения, быстро схватил с полки бумажник и с неожиданной для своего возраста скоростью и проворством ринулся за дверь, сразу за которой оказалась широкая тропинка, уступами уходящая вниз, к главным воротам.
– Невероятно!.. Разрази меня!.. Не может, черт подери, быть!.. – бормотал он на ходу.
Оказавшись у железных ворот, Ги набрал код, от волнения не сразу попав в нужные кнопки, и открыл высокую створку.
Оно, конечно, может и «невероятно», но это было. Перед ним, устало привалившись к калитке, зябко ссутулив плечи и сунув руки в карманы, стоял барон… хотя нет, уже не барон… В общем, законный владелец виллы «Ева» собственной персоной – мсье Майкрофт Артур Холмс.
* * *
Следует отдать должное выдержке старого Ги, тот быстро пришел в себя от изумления. Темпераментом он всегда напоминал Майклу Стайлза, их дворецкого, самого невозмутимого человека, из всех, кого он встречал. Не сказав ни слова, мсье Папино расплатился с таксистом, а Майкл тем временем направился к небольшому белому коттеджу, в котором жил Ги. Медленно переставляя ноги, Холмс шагал по дорожке, уходящей круто вверх, и думал, что такой разительной перемены в облике своего владельца красотка «Ева» не видела, наверное, за все полтора столетия существования.
В последний визит, два с половиной года назад, Майкл, приезжавший отдохнуть на неделю, выглядел совсем иначе – белые брюки, мягкие кожаные мокасины, пуловер из тончайшей шерсти, стильная прическа, аромат дорогого парфюма… То-то Ги глаза выпучил, увидев его за воротами: отросшие патлы немыты страшно представить сколько, рожа заросла как у цыгана, жуткие штаны на пять размеров больше, и под этой ужасной курткой не заметно, что они подвязаны куском веревки. Да и пахнет он отнюдь не «Булгари», надо полагать, – после целых-то суток, проведенных в контейнере с мусором.
Оказавшись в уютной маленькой кухоньке, Майкл тут же схватил из вазочки круассан и проглотил его в один момент. Вошедший следом мсье Папино, все также молча, поставил на стол еще одну кружку – побольше, налил кофе, затем задумчиво посмотрел на Майкла, доедавшего уже четвертый круассан, полез в холодильник за продуктами и в мгновение ока соорудил гигантский бутерброд. Последний исчез также быстро, как и круассаны.
– Кхм… – робко кашлянул Ги, глядя на Майкрофта Холмса, который меньше всего на свете сейчас напоминал Майкрофта Холмса и вообще выглядел так, как по представлению мсье Папино мог выглядеть спутник Робинзона Крузо - дикарь Пятница. – Стесняюсь спросить, мсье ‘Ольмс, ваш экстравагантный облик - последнее веяние моды или как?
Поев первый раз за последние два дня, попав в безопасное место, где можно не думать и не дергаться, согревшись после бесконечной холодной ночи, проведенной в море в трюме грузового судна, Майкл проваливался в сон. Еле разлепив смыкающиеся веки, он мутным взглядом посмотрел на Ги:
– Слушай, я тебе все потом расскажу, а? Я так устал, ты не представляешь! И давай ты пока свой сарказм спрячешь куда подальше? Вот ей-богу, я посплю, буду во всеоружии и тогда отвечу тебе как-нибудь… остроумно. Да, и, дедуля, перестань, пожалуйста, называть меня «мсье ‘Ольмс» – я тебе внук или кто?
– Ну, если быть точным, внучатый племянник, – усмехнувшись в усы, ответил Гийом, убирая со стола посуду. – Но твоя правда, мсье внук, ты, мягко говоря, не в форме. Давай-ка, ложись на диван… Хотя, нет! Неплохо было бы…
– Да, Ги… – подхватил Майкл с вздохом. – Было бы неплохо. Горячая ванна, другая одежда и… У тебя осталась та штука… ну, которой ты подстригал Коко?
– Бог мой, зачем тебе?..
– Дед! Не хочу тебя шокировать еще больше, но там, где я провел последнее время, вши – неотъемлемый атрибут любого… постояльца. Так что, мне надо ликвидировать эту… этот… – Майкл вялым взмахом указал на свою буйную шевелюру. – Короче, все состричь к чертям!
Отчего-то посерьезнев взглядом, Ги достал из шкафчика бритву, которой он стриг свою старую пуделиху Коко, умершую три года назад, и протянул Майклу. Четкие инструкции, последовавшие за этим, выдали в нем комиссара полиции в отставке:
– Марш в ванную! С себя все снять и оставить за дверью – выброшу этот хлам на помойку. Возьми вон те старые газеты, сострижешь весь свой зоопарк – завернешь в них. На нижней полке рядом с душевой кабиной – большой синий флакон, на нем собака нарисована. На несколько раз вымоешь голову и…
Тут Ги немного смутился.
– …ну и все остальное, что положено. Должно помочь. Пахнет гадостно, но все, кого не состриг, вмиг перемрут. Всё для бритья – на полке над раковиной, человечий шампунь и гель для душа – там же. Пока принимаешь ванну, я схожу в Большой Дом за твоей одеждой. Гостей там, кстати, нет. Что тебе принести?
– Все, что угодно! – раздалось из ванной. – Что-то я нынче непривередливый, дедуля…
Через час на диване в гостиной крепко спал молодой человек, в котором Гийом наконец узнал старшего сына любимой племянницы. Гладко выбритый, остриженный практически наголо, одетый в чистую пижаму, Майкл свернулся калачиком под старым клетчатым пледом.
Словно ему снова двенадцать, подумал Ги, и он, выпив молока с медом, крепко спит, простывший после рождественской регаты. Помнится, рядом, с другой стороны широкого дивана посапывал во сне маленький Шерлок, не пожелавший спать без брата в Большом Доме (так они называли здание самой виллы, в отличие от Маленького Дома, в котором всегда жили смотрители). Ирен, кажется, устраивала тогда большую вечеринку для участников регаты, и отменять ее было поздно, вот они с Клер, ныне покойной мадам Папино, и забрали мальчиков к себе. К взаимному удовольствию обеих сторон, ибо Майкл очень любил проводить время у деда Ги, Шерлок не хотел расставаться с братом ни на секунду и терпеть не мог скопления людей, ну а они с Клер души не чаяли в обоих мальчишках.
Задумчиво глядя на похудевшее лицо внука, Ги осторожно погладил его по голове – короткий ежик темных волос пощекотал пальцы.
– Во что же ты вляпался, мсье ‘Ольмс? – прошептал Гийом, поправил на спящем плед и тихо вышел из комнаты.
* * *
2 февраля 1995 года, четверг
В голове было пусто. А ведь ему казалось, стоит добраться до знакомого с детства небольшого коттеджа из белого камня, как он тут же во всем спокойно разберется, все встанет на свои места, и сам он станет тем прежним Майклом, который еще каких-то четыре месяца назад был на все готов ради работы, на любые жертвы…
«Ну и?...» – ехидно спросил внутренний голос. Вот ты, можно сказать, дома. Доплыл, добрался, добежал. Вокруг покой и тишина, знакомый с детства диван, старый плед с обтрепавшимися краями, на стене мамина фотография, на которой она так похожа на Грейс Келли… Все на своих местах. Но нет никакого желания думать о сложившейся ситуации, анализировать, строить версии, искать причины. Нет вообще ни одного желания, кроме как нырнуть под этот плед и заснуть снова. Осталась еще слабая надежда, что мерзкая пустота в груди образовалась только оттого, что все эти проклятые четыре месяца он только и делал, что думал, думал, думал…
Думал, когда сидел в мрачной одиночке, гадая, что, черт подери, произошло, и что пошло не так. На нелепых допросах, где чаще били по морде и по ребрам, чем спрашивали, тоже приходилось шевелить извилинами – ведь если все это было провокацией, то за каждым его движением следили, ловили каждое слово. Думал в каменном мешке карцера, куда его сунули за «неразговорчивость» – там, пялясь по ночам на звезды через маленькое узкое окошко высоко под потолком, он понемногу начал недоумевать, почему же никто не вытаскивает его из этой дыры. А ровно через месяц его пребывания в тюрьме Надур близ тунисского города Бизерта, ему без особых церемоний объявили, что за хранение наркотиков и попытку их распространения он приговорен к тридцати годам заключения. Вот тогда он пришел к мысли, что пора перестать ждать помощи, прекратить спрашивать себя «почему я здесь?», а лучше задуматься на тему «как отсюда свалить?»…
Майкл медленно встал с дивана, набросил плед на плечи и побрел в кухню. На столе лежала записка: «Ушел на рынок. Дед».
Там же Холмс нашел тарелку с бутербродами и бутылку апельсинового сока. Вяло пережевывая сэндвич с бужениной, он вертел в руках маленькую фигурку оловянного пирата-бербера, которого дед прямо как в детстве оставил «охранять» записку. Очевидно, Ги все еще мастерит миниатюрную панораму осады города Барбароссой3 ... А что? Может на время притвориться, что ему не двадцать пять, а… скажем… шестнадцать? И он не сотрудник криминальной разведки, а все еще кадет военной академии. Что сейчас пасхальные каникулы, и он упросил маму поехать всей семьей в Ниццу. И Ги вот-вот вернется домой с рынка со свежей рыбой, корзиной зелени, мягкими булками и парой бутылок молока, одну из которых, кстати, тут же выдует Шерлок. А мама и Клер, взяв Коко, пошли прогуляться по набережной, пока нет толп вездесущих туристов. И все замечательно, у него всё впереди, и нет в груди гнетущей пустоты…
Стоп. Хватит! Давай расплачься еще, мсье ‘Ольмс. Майкл быстрым движением растер лицо ладонями. Голова тут же «включилась» – на подбородке щетина, а ведь он недавно брился! «Ушел на рынок»? Если ему не изменяет память, дед обычно ходил на рынок рано утром по понедельникам и четвергам. Майкл явился на виллу в среду на рассвете, и получается, сейчас… утро четверга? Выходит, он продрых сутки напролет? Вот это да!
Что-то это все напоминает – «проспал сутки напролет»… С кем это могло случиться? Не с ним точно, он за собой такого не помнил. Тогда с кем? И с чего вдруг ему так приятно об этом вспоминать?
Залпом допив остатки сока, он собрал со стола посуду и, вымыв, аккуратно поставил в шкафчик. Взгляд упал на фотографию в рамке, висящую над кухонным столом. Майкл и Ирен стоят, обнявшись, на пирсе в марсельском порту. На заднем фоне – корма яхты, на которой развевается британский флаг и видна надпись «Валери». Фотографировал Шерлок, поэтому на снимке он, как обычно, отсутствует.
Яхта!.. Воспоминания нахлынули внезапно и были такими оглушительными, что перехватило дыхание. Как он мог забыть этого парня? Ведь если задуматься, те несколько дней были самыми чудесными за последние… сколько?.. пять лет? По крайней мере, за те полтора года, что прошли с тех пор, как они попрощались в порту Таормины, Майкл больше ни разу не почувствовал что все хорошо...
Ну вот, с досадой нахмурился Холмс. Добрался до безопасной «норы», называется. Разнюнился, рассиропился. Хватит, пора заняться делом!
Решительно сбросив с себя плед, Майкл прошагал в ванную. Плеснув в лицо ледяной водой, он бросил взгляд в зеркало над раковиной. Оттуда на него глянул незнакомый молодой мужчина с ввалившимися щеками и колючим взглядом. Он удивленно провел рукой по остриженной голове, и черные глаза в зеркале зло блеснули – да, вот что называется кардинальной сменой имиджа!
Побрившись и приведя себя в порядок, Майкл спустился в подвал по узкой лестнице, прятавшейся за незаметной дверцей на кухне. Включив свет, он прошагал в самый дальний угол, где были составлены сундуки и картонки со всяким хламом. Вытянув из самого низа коробку, на которой его собственным почерком было выведено «Старые игрушки», он сунул руку внутрь и вытащил небольшой кейс. Набрав код на замке, Майкл распахнул чемоданчик. Все в целости и сохранности: деньги (франки, фунты и американские доллары), документы и кредитные карты на разные имена (в том числе на настоящее – Майкл Артур Холмс, а также на имя, под которым он числился в Интерполе, – Майкл Кроуфорд) и оружие (любимая «Беретта» с кобурой и несколькими запасными обоймами). Подумав немного, он вытащил десять тысяч франков и пятнадцать тысяч долларов, фунты оставил на месте, справедливо рассудив, что домой ему вернуться пока никак нельзя. Сунув пистолет за пояс штанов, Майкл рассовал по карманам пижамной куртки запасные обоймы и, прихватив из чемодана кобуру, два комплекта документов и кредитных карт, закрыл его и сунул обратно в ящик с игрушками.
Удостоверившись, что ряды коробок выглядят нетронутыми, Майкл вернулся в дом. Ги все еще не было. Замечательно! Пора приступать к реализации того алгоритма действий, который он продумывал до мелочей в течение последних трех месяцев.
Через полчаса он вернулся из Большого Дома в коттедж деда. Теперь на нем были черные джинсы, темно-синяя водолазка и старые удобные кроссовки. С собой он прихватил серую замшевую куртку, достаточно свободную, чтобы под ней не была заметна кобура с пистолетом, и небольшой рюкзак, куда он тут же сложил деньги.
Теперь предстояло сделать очень важное дело, то самое, к чему он так долго стремился. Сев за стол в гостиной, он придвинул телефонный аппарат, потянув за свитый спиралью шнур, и, не колеблясь, набрал номер, который помнил наизусть.
– Алло, цветочный магазин «Елисейские поля», – раздался в трубке женский голос.
– Здравствуйте, мадемуазель, – поприветствовал ее Майкл, чуть охрипнув от волнения.
– Доброе утро, мсье. Чем могу помочь?
– Наша фирма хочет сделать большой заказ, – произнес он условную фразу, – три сотни белых роз и сотню тюльпанов. Могу ли я поговорить со старшим менеджером мсье Анри?
– Как вы сказали? Мсье Анри? – переспросила девушка с удивлением.
– Д-да, именно так, – дрогнувшим голосом подтвердил Майкл.
– Но… Мсье, нашего менеджера зовут Аннет… Простите, вы бы не могли повторить ваш заказ? Я запишу. Три сотни белых роз и…
– …и сотню тюльпанов, – машинально продолжил он. – Подождите! Как давно у вас работает эта Аннет? Больше трех месяцев?
– Мадам Аннет работает в нашем магазине со дня открытия. Десять лет. А что?... Алло! Алло! Мсье, куда вы пропали? Вас не слышно…
Нажав на отбой, Майкл задумчиво уставился на телефон, потом положил трубку и зачем-то аккуратно стер с нее отпечатки пальцев рукавом водолазки. Ерунда какая… Получается, что по необъяснимым причинам накрылся медным тазом единственный номер (по крайней мере, известный ему), по которому агент, работающий под прикрытием, имел право связаться с начальством, не нанеся при этом ущерба операции?
Но как говорил один его знакомый Шерлок Холмс, необъяснимых вещей не бывает. Бывает мало информации. И Майкл знал, как раздобыть более-менее достоверные сведения, не только не навредив операции, но и не выходя из дома.
Пройдя в кабинет деда, он бросил взгляд на нижнюю полку книжного шкафа, занимавшего все стену комнаты, и удовлетворенно кивнул. Дедуля не изменил своей привычке – аккуратно собирает и подшивает выпуски финансовых и криминальных обозрений, а также популярных ежедневных газет, как французских, так и английских.
Разработка, в которой участвовал Майкл до того как стал «узником замка Иф», была связана с громкими именами. Если что-то пошло не так, пресса молчать не будет. Решив начать с «Гардиан» 4, Майкл вытащил с полки кипу газет и принялся за чтение.
Как он и ожидал, интересующую его информацию оказалось совсем не трудно отыскать. Но с новыми данными ситуация не только не разъяснилась, она стала еще более запутанной. Задумавшись, Холмс по привычке попытался растрепать волосы на затылке и в который раз удивился их отсутствию.
Откинувшись в кресле, Майкл погрузился в размышления. Что получается? Полгода назад в Лондоне при весьма загадочных обстоятельствах исчезает некий Роджер Блэквуд – сотрудник компании «Роуз Даймондс Лимитед», одной из крупнейших компаний-сайтхолдеров5 . Исчезает прямо после очередной закупки алмазов и, как ни печально, со всей партией драгоценных камней. Сам Блэквуд пропадал недолго – на следующий же день его тело нашли в Темзе, а вот большая партия необработанных алмазов как в воду канула, и в «Роуз Даймондс» очень надеялись, что не в буквальном смысле. Но так как смерть их сотрудника была явно насильственной, стало быть, алмазами завладели те, кто пустил пулю в затылок бедному Роджеру.
Если бы прессе стали известны обстоятельства смерти ведущего сотрудника «Роуз Даймондс» (сам факт смерти утаить не удалось), а тем паче то, что пропали алмазы, репутации фирмы, на протяжении 50 лет прочно занимавшей место в списке сайтхолдеров, грозил моментальный крах. Алмазы надо было вернуть и вернуть как можно быстрее – ювелирные компании, приобретавшие камни у «Роуз Даймондс», не будут ждать. Особенно прискорбно было бы потерять такого клиента как «Гаррард» 6, а сделка с ними предстояла уже через два месяца.
Конечно, за два дня большую партию необработанных алмазов продать невозможно, но все же следовало поторапливаться. Рассудив, что своими силами они ничего не найдут, в «Роуз Даймондс» решили обратиться за помощью в компетентные органы. С полицией связываться не стали, памятуя все о той же возможности огласки, и делом занялась криминальная разведывательная служба Британии.
NCIS7 справедливо считали самой информированной спецслужбой Европы – такой обширной базы данных не было ни у кого. Через несколько дней, благодаря сведениям, полученным агентурной сетью, стало известно, какая именно преступная группировка стоит за похищением. Но где хранятся алмазы, кому и когда их хотят продать, пока не было ясно. Двум агентам (это были Майкл Кроуфорд и Энтони Хит) удалось внедриться в ряды группировки, подкупить одного из членов банды и завладеть всей партией похищенных камней.
В тот самый день, 29 сентября, в Тунисе, когда камни должны были быть переданы представителю «Роуз Даймондс», Майкла задержала полиция. Арестовали его как британского инженера Десмонда Макдауэлла (под таким именем он работал в тот раз), а не как агента криминальной разведки, и по началу Майкл считал произошедшее недоразумением, ибо его «Десмонд» был абсолютно чист. Но дальнейшее развитие событий показало, что это является чем угодно, только не недоразумением. И побои, и карцер, и приговор – все было всерьез…
И вот теперь, пошелестев газетами, Майкл с удивлением узнал, что «Роуз Даймондс Лимитед» все-таки пошли ко дну. Обстоятельства смерти Роджера Блэквуда и факт похищения алмазов стали достоянием общественности – новость смаковали все газеты. Руководство компании покинуло свои посты, акции упали ниже плинтуса, из списка сайтхолдеров фирму исключили. Их крупнейший клиент-закупщик, «Гаррард», месяц назад сменил хозяина (компанию приобрел младший брат султана Брунея – принц Джефри Болкиах), и контракт с «Роуз Даймондс» тут же был разорван. А вслед за королевскими ювелирами ушли почти все остальные клиенты.
Таким образом, можно сделать вывод, что операция, проводимая NCIS, провалилась, поскольку алмазы до хозяев не дошли. Как прессе стало известно про Блэквуда и камни – один черт знает, но на то она и пресса, чтобы вынюхивать. Участие его конторы в деле, видимо, удалось замять – никаких упоминаний или намеков Майкл не встретил даже в самых серьезных источниках. Арест Майкла можно считать форс-мажором, неприятным, но все ж таки не имеющим к проводимой операции никакого отношения побочным эффектом работы в Тунисе. В конце прошлого года там творился полнейший беспредел – иногда людей хватали прямо на улицах, держали в камерах неделями без предъявления обвинений и потом, бывало, отпускали, ничего не объяснив. За последний месяц в камере Майкла побывали, по меньшей мере, пять таких бедолаг.
В общем и целом, он мог преспокойно явиться завтра в офис NCIS в Париже, и потребовать полагающееся ему жалование за четыре месяца и отпуск в качестве компенсации. Так?
Да, было бы замечательно… Но проблема в том, что это была еще не вся информация, которую он нашел, полистав газеты.
На ту маленькую заметку он наткнулся совершенно случайно. В коротком сообщении говорилось, что утром 29 сентября 1994 года в автокатастрофе на скоростном шоссе недалеко от Милана погиб некий Клиффорд Ньюмен, бывший военный, к моменту своей смерти работавший в службе безопасности крупной частной компании. Семья скорбит, друзья соболезнуют. К заметке прилагалось фото, на котором Майкл без труда узнал в погибшем того самого представителя «Роуз Даймондс», которому практически на глазах у Майкла Энтони Хит передал кейс с алмазами…
Да, господа, вся закавыка состояла в том, что он своими глазами видел, как Ньюмен и Хит встретились на небольшом аэродроме в пригороде Туниса, пожали другу руки, Хит передал Ньюмену чемодан с камнями, и они оба сели в небольшую «Цессну»8 которая, как ей полагается, взмыла в небо и скрылась в направлении Франции. Но, как уже стало ясно, камни в «Роуз Даймондс» не получили, ни про какие крушения самолетов в тот день газеты не писали, а несчастный Ньюмен каким-то образом умудрился разбиться в лепешку в своем «Мерседесе» за тысячу километров от Туниса. И, если верить газетам, произошло это за двенадцать часов ДО того момента, как его, вполне живого и здорового, видел Майкл.
И еще этот дурацкий цветочный магазин… Майкл точно знал, что раньше по этому номеру никакого магазина не было и быть не могло. В маленькой квартире в центре Парижа постоянно дежурила девушка – сотрудница NCIS, которая соединяла позвонившего агента с требующимся ему доверенным лицом из руководства. «Менеджер мсье Анри» означал шефа отдела внедрения – Роберта Эгертона. И почему теперь на этом номере стояла автоматическая переадресация, посылавшая звонки в чертовы «Елисейские поля», было абсолютно неясно. Как шеф мог такое допустить?
Вернувшийся с рынка мсье Папино застал внука в своем собственном кабинете. Мальчик сидел в кресле и со странным выражением лица пялился в стену. Заметив Ги, Майкл перевел на деда мрачный взгляд и тяжело вздохнул:
– Ни черта не понятно…
– Вот и мне тоже, – пробурчал под нос Ги, разглядывая ворохи газетных страниц, разложенные в беспорядке на полу. Майкл недоуменно вздел брови.
– Я говорю, пошли тебя накормлю, – сказал Ги уже громче. – Голодный, полагаю… И как там насчет сарказма? Уже разрешается?
Майкл хохотнул, потянулся в кресле и ответил:
– Валяй!.. Представляю, сколько его в тебе накопилось за те сутки, пока я дрых!
Он уже приготовился к знакомой с детства словесной дуэли, по которой соскучился за последние годы, но к его удивлению Ги, бросив пару едких фраз касательно худобы и новой прически, этим и ограничился. А как только внук закончил завтракать, мсье Папино и вовсе посерьезнел и, сев напротив Майкла, допивавшего кофе, задумчиво смерил его взглядом.
Майкл вдруг почувствовал себя нашкодившим пацаном и едва удержался, чтобы не ляпнуть что-нибудь дерзкое, хотя дед еще не задал ни одного вопроса.
– Ну, давай, спрашивай уже, – обреченно вздохнул Холмс.
– Да я вот думаю, начать с «Что ты натворил?» или сразу перейти к «Чем я могу помочь?», – улыбнулся Гийом. Но по абсолютно серьезным глазам деда Майкл прекрасно понимал, что тот очень обеспокоен.
Он размышлял всего пару минут.
Известие о том, что внук – вовсе не офицер-миротворец, а агент спецподразделения Интерпола (про криминальную разведку Майкл решил все же умолчать), дед воспринял, не моргнув глазом. Только удовлетворенно крякнул в усы и бросил на Майкла взгляд, в котором тот с удивлением прочитал одобрение. Более чем необычный облик, в котором он предстал вчера на пороге виллы, Майкл объяснил «производственной необходимостью». Хотя, признался он, чуть помедлив, возникли некоторые обстоятельства, вследствие которых он теперь в весьма… неопределенном положении.
– Дело в том, что долгое время мне пришлось побыть… э-э-э… в стороне от основных событий, – объяснил Майкл. – Поэтому я немного не в курсе, каково состояние дел в конторе. И, насколько я понял из полученной информации, произошли существенные изменения в ситуации, и я пока не понял, какие именно...
– Короче говоря, – прервал дед его словоизлияния, – пока ты сидел в кутузке, дело закрыли. Так?
– Так, – согласился Майкл, криво усмехнувшись. – Откуда про кутузку-то узнал?
– Догадался, – отрезал дед, задумчиво барабаня пальцами по столу и рассматривая внука. – И долго сидел?
– Четыре месяца.
– Отпустили?
– Нет.
– Ясненько… – усмехнулся Гийом и дернул подбородком. – Что делать собираешься? И кстати, если тебе нужны деньги, я могу…
– Не надо, дедуль. Деньги у меня есть.
Ги вздохнул.
– Оружие?
– Тоже, – ответил Майкл с широкой улыбкой. – Ты не беспокойся, у меня все нормально. Раз операция… окончена, значит, я могу без проблем связаться с конторой. Через пару часов двину в Париж, по дороге сделаю пару звонков и выясню все, что смогу.
– Самолетом двинешь? Ах, да, куда с оружием-то… Разрешения-то, поди, нет.
– Да, я лучше возьму машину. Если выеду еще до обеда, вечером буду на месте.
Задумчиво пожевав нижнюю губу, Ги резюмировал:
– Ну, значит, если что, я тебя два с половиной года не видел, звонил ты мне в последний раз из Сараево полгода назад. Так?
Майкл кивнул.
– Мать ничего не знает, я полагаю, – кивнул сам себе Гийом. – А Шерлок?
– Не должен… Дед, ты прости, что я тебя втягиваю!
– Ну, меня можно, я, сам понимаешь, никому… Хотя, вообще-то не должен, конечно, офицер Холмс. Или ты там вовсе не Холмс?.. А?
– Не Холмс, дед, – покачал головой Майкл. – Там я не Холмс…
Он снова почувствовал холодную пустоту в груди и неожиданно для себя понял, с чем связано это гнетущее ощущение. Он просто устал быть «не-Холмсом». Все пять лет работы в разведке он носил чужие лица, чужие имена, заучивал чужие воспоминания, озвучивал не свои мысли. И вот теперь Майкрофт Холмс, тот самый парень, что улыбался ему с фотографии на стене, обнимая смеющуюся Ирен, уходил все дальше и дальше…
Ему так давно не удавалось побыть самим собой, что покидать дом, знакомый с детства, чертовски не хотелось. Как только он переступит порог, он снова превратится в «Майкла Кроуфорда», в который раз спрятав в тень «Холмса».
А ведь тогда на яхте, с этим темноглазым хорватом, он был самим собой. Да, с Грегом он был Холмс, и он был… счастлив. Эта мысль, такая внезапная и такая простая, заставила Майкла засмеяться. Ги озадаченно нахмурился.
– Дед, – все еще улыбаясь, сказал Майкл. – Ты не представляешь, как я рад был тебя повидать!
* * *
Через восемь часов, подъезжая к Венуа 9, Майкл остановился поужинать в маленьком ресторане. С удовольствием отведав тушеного кролика и салат, он заказал кофе и спросил официантку, маленькую кудрявую девушку с очаровательными ямочками на щеках, где он может позвонить. Мило улыбаясь, та указала ему на телефонную будку рядом с дверью на кухню.
Через пятнадцать минут официантка принесла молодому человеку в серой замшевой куртке маленькую чашку эспрессо и игриво ему улыбнулась. Но улыбка ее тут же растерянно погасла – симпатичный парень, который только что вовсю с ней заигрывал, теперь задумчиво смотрел в окно, а его темные глаза были холодны и сосредоточенны. Через десять минут молодой человек залпом выпил остывший кофе, быстро расплатился и вышел.
Выезжая на шоссе, Майкл сердито стиснул руль. Сделав пару звонков в Париж, он обнаружил, что «изменения в ситуации» были более существенными, чем ожидалось. Его шеф, Роберт Эгертон, уже более трех с половиной месяцев не руководил отделом внедрения, поскольку находился в клинике в Лондоне. Если точнее – в отделении интенсивной терапии, в глубокой коме.
Ах, да. Сам отдел внедрения более не существовал. Он был расформирован сразу после того, как провалилась операция «Розовый бриллиант». И через пару дней агенту Кроуфорду предстоит встреча с новым начальством.
Итак, понедельник, шестое февраля. Париж, улица Фобур Сент-Оноре, 35. Посольство Великобритании.
* * *
Грегор
Париж, 6 февраля 1995 года, понедельник
Снег шел в Париже всю ночь. На мостовой он почти сразу же таял, превращаясь в глубокие мутные лужи, но деревья в сквере Леона Серполе гнули к земле тяжелые ветки, стараясь освободиться от снежного груза, на круглых козырьках парадных лежали белые шапки, так и норовившие съехать кому-нибудь за шиворот, а на капотах и крышах машин, припаркованных вдоль улиц, громоздились маленькие сугробы.
Возвращаясь с пробежки, он умудрился промочить ногу, наступив в огромную лужу прямо у подъезда. Чертыхаясь под нос, Грегор потянул тяжелую дверь. Дом 28 по улице Маркаде10 был старым семиэтажным строением с крутыми лестницами и высокими ступенями, крошечным скрипучим лифтом и мрачноватым холлом, в котором гулко отдавались все звуки, и пахло сыростью.
Грегор обожал этот дом.
– О, довольно неразумно с твоей стороны, дорогой, бегать в такую мерзкую погоду! – раздался звучный голос. – Как пить дать, промочил ноги!
Вукович усмехнулся. Мадам Пти, которая всем обликом противоречила собственной фамилии11 , с утра в своем репертуаре. Консьержка, довольно тучная брюнетка «слегка за сорок», с короткой стрижкой и основательно подведенными глазами, каждое утро приветствовала Грегора каким-нибудь наставлением, считая своим долгом «присматривать за таким хорошим мальчишкой, раз больше некому».
– Ну? Промочил ведь? – она скрестила руки на необъятной груди. Под правым локтем была прижата свернутая в трубочку газета.
– Доброе утро, Сильвия! И я тоже тебя люблю. Отдавай мою газету и не ворчи. – Он стряхнул снег со спортивной куртки и с козырька бейсболки. – Это же моя газета, верно?
– Твоя, твоя… Забирай. И вот это еще возьми… – Мадам Пти жестом фокусника вынула откуда-то кулек с булочками и вложила в руки Грегору.
– …И слышать ничего не хочу! – отрезала она, заметив, что Вукович собирается возразить. Ему ничего не оставалось, как послушно принять ежедневное подношение.
Поднявшись к себе на последний этаж, он быстро принял душ и побрился. Вода была ледяной (а другой с утра не дождешься, поскольку все семь этажей пытаются помыться), и из ванной он вышел более чем бодрым. Подпевая радиоприемнику, он приготовил себе завтрак (омлет с ветчиной и крепкий кофе), и, сев за стол, пристроил перед собой свежий номер «Паризьен».
Заголовок на первой странице тут же заставил его нахмуриться.
«Новая жертва Инквизитора?
27-летний мужчина найден мертвым на улице Гласьер».
Пробежав глазами статью, Грегор узнал, что вчера утром сторож церкви Святой Екатерины Сиенской в квартале Крулебарб обнаружил на крыльце храма труп неизвестного. Полиция установила личность погибшего. Им оказался некий Ришар Кревье, арт-директор ночного клуба. Причиной смерти, если верить журналистам, было ножевое ранение в сердце. Больше никаких подробностей в статье не сообщалось.
Быстро закончив завтрак, Грегор отправился в комнату, единственную в его скромных апартаментах. Комната выходила окном на соседний дом, который стоял так близко, что Грег преспокойно мог видеть, что творится в квартире напротив. Там жила высокая худощавая девушка, которая часто говорила по телефону, много курила, а вечерами подолгу сидела на широком подоконнике, обнимая ладонями большую кружку. Девушка была фотографом, это Грегор определил сразу – все стены в ее квартире были завешаны снимками, а в одной из комнат была устроена студия: стойки с осветительными приборами, зонты, отражатели и прочие приспособления для профессиональной съемки.
С утра в окнах соседки было темно, она не любила рано вставать. Грегор бросил взгляд на часы (было без четверти восемь)¬¬, и достал из старого высокого шкафа со скрипучими дверцами джинсы и черный свитер. Через полтора часа ему надо быть на работе – по понедельникам с утра проводилась большая планерка для всех отделов Национального центрального бюро12 . Чтобы добраться до улицы Сосе, где в доме номер 11 располагалось Центральное управление уголовной полиции 13, Грегору обычно требовалось не больше тридцати минут, но поскольку движение сегодня на дорогах намного медленнее из-за снегопада, стоило выйти пораньше. Да и не любил он приходить позже остальных. Ему доставляло удовольствие первому входить в маленький кабинет, отданный в распоряжение аналитического отдела НЦБ, включать компьютер и кофеварку, а потом слушать, как просыпается этаж, постепенно наполняясь звуками голосов и хлопающих дверей.
Стоя в коридоре перед высоким зеркалом, уже застегивая куртку и тщетно пытаясь пригладить торчащие на макушке волосы, он увидел моргающую лампочку на автоответчике. Удивившись, кто бы мог звонить так рано (ведь уходя на пробежку, он проверял телефон), Вукович нажал на клавишу, чтобы прослушать сообщение:
– Грег, привет, дружище! – услышал он скороговорку коллеги, Дидье. – Сегодня в восемь тридцать, еще до планерки, собирают экстренное совещание. Что к чему – не знаю точно, шеф велел тебе позвонить. Надеюсь, ты успеешь прослушать сообщение и не опоздаешь. Прошел слух, это собирают группу по новому убийству. Что-то мне подсказывает, тебя в нее включили. Так что седлай коня и дуй во весь опор!
«Прошел слух» и «что-то мне подсказывает» – в этом весь Дидье. Откуда он мог узнать подобную информацию в семь утра, уму не постижимо, но сказанному можно верить – сведения, добытые Дидье Клеманом, в девяноста девяти случаях из ста соответствуют истине.
Не дожидаясь лифта, Грегор сбежал по лестнице, на ходу надевая рюкзак и перчатки. В холле он притормозил у конторки Сильвии, чтобы чмокнуть ее в напудренную щеку.
На улице было все также серо и мокро, и с неба летели пушистые хлопья. С крыш капало, а под ногами чавкало мутное месиво. Стараясь не угодить в глубокие лужи, Грегор шагал вдоль улицы к тому месту, где он вчера припарковался. Его «конь» прятался за стареньким красным Пежо мадам Пти (и как она умудряется в него втискиваться?). Перекинув ногу через седло, Грегор надел шлем, завел двигатель мотоцикла, и через минуту черный «Yamaha XJ-900» с урчанием пронесся по улице Маркаде, расплескивая лужи.
* * *
Проявив чудеса ловкости, лавируя между автомобилями, стоящими в пробках, и срезая, где только можно, меньше чем за полчаса он добрался до места назначения. Вся улица рядом с Министерством внутренних дел, серо-зеленым пятиэтажным особняком с высокими черными, причудливо окованными дверями, была заставлена машинами. От площади Бове до улицы Монталиве Грегор не нашел ни одного свободного пятачка. Пришлось объехать квартал еще раз и припарковаться напротив бара на улице Дюра. Оставалось около десяти минут до начала совещания, а ему все-таки хотелось заскочить к себе.
«К себе»… Вукович усмехнулся. Как же быстро он привык так называть маленький кабинет на два стола, разместившийся под самой крышей, «на пятом с половиной этаже», как они говорили между собой с коллегами. Все-таки перемены, произошедшие с ним за последние полтора года, были слишком невероятными, чтобы к ним сразу привыкнуть.
Осенью 93-го года в Центральное управление криминальной полиции Шибеника пришло официальное послание из штаб-квартиры Европейского бюро Интерпола, в котором сообщалось следующее. В связи с тем, что в Загребе организовано Национальное центральное бюро, Генеральный секретариат14 проводит курс обучения офицеров из Восточной Европы для ознакомления со спецификой работы в Международной организации уголовной полиции15. К посланию прилагался список с именами пяти человек, чьи кандидатуры были рекомендованы в МВД Хорватии и одобрены помощником генерального секретаря Интерпола, мсье Ришаром Моро.
К несказанному удивлению офицера Вуковича, его имя было указано в числе тех самых пяти. Каким образом его кандидатура вообще попала на рассмотрение, он так и не узнал. На его недоуменный вопрос Балтазар Андрич только хитро улыбнулся и похлопал по плечу.
Закончив трехмесячный курс обучения в Лионе, Вукович подал заявку на прохождение практики во французском отделе Интерпола. Через полгода стажировки он получил отличные рекомендации и… предложение работать в аналитическом отделе французского Национального бюро.
Признаться, это стало приятным сюрпризом для Грегора, ведь у него были свои причины желать остаться в Париже. Еленка, его любимая племянница, после смерти отца стала жить с Катариной, старшей сестрой Грегора, поселившейся во французской столице почти пятнадцать лет назад. В Хорватии у него не осталось никого, здесь же у него была семья…
Он понимал, что на работу в аналитический отдел НЦБ приглашают не за красивые глаза, но все равно, прочитав свою характеристику, подписанную куратором практики капитаном Саваром, он немного смутился. Уж слишком его там расхвалили. «Безукоризненный послужной список, превосходные рекомендации с мест службы, блестящая работа с документацией и базами данных. Отличный полевой работник, отменная реакция и хорошая физическая подготовка. Поразительные аналитические способности. В совершенстве владеет английским, французским и немецким, бегло говорит на итальянском, сербском и русском. Обладает превосходным потенциалом…» и прочее. Что ж, теперь приходилось соответствовать.
В течение первого месяца работы, подходя к высокой металлической двери и показывая охране новенькое удостоверение, он ощущал себя школьником, которого по ошибке допустили на совещание в кабинет директора. Ему казалось, еще немного, недоразумение выяснится, и его выпрут с позором. Но время шло, а его не только не выгнали, а еще и выделили стол и компьютер в небольшом кабинете под самой крышей. И… завалили работой по самое горло, чему он, впрочем, был только рад.
Вот уже полгода он занимался составлением и анализом баз данных по тяжким преступлениям, совершенным на территории Европы за последние пятнадцать лет. Приходилось объединять большие объемы информации, присылаемой Национальными бюро, приводить их в соответствие с новыми протоколами, строить прогнозы, писать аналитические справки и составлять рекомендации по работе с данными. Короче говоря, ничего интереснее и придумать нельзя. Разве что…
Иногда Грегор скучал по оперативной работе. За все шесть месяцев службы в Париже ему так и не удалось поработать «в поле». Как любому офицеру Интерпола, Грегору полагалось оружие. Но свою «Беретту» он хранил в сейфе в кабинете и уже не помнил, когда в последний раз ее вынимал. Как ему сказал Майкл в тот день, когда они познакомились? «Работа в Интерполе – главным образом скучная канцелярщина»? Что ж, Джеймс Бонд был в чем-то прав. И хотя Грегор не считал свою работу скучной (за обработкой бесконечных формуляров с информацией и многочисленных файлов со статистикой ему казалось, что хаоса в бескрайнем океане информации становится меньше и меньше), но все же если Дидье прав (а это почти наверняка), и его собираются включить в следственную группу, он будет рад принять участие в расследовании.
Он чуть не подумал «в настоящем расследовании», но тут же себя одернул. Пусть говорят, что хотят, но работа его отдела приносит существенную пользу.
Добравшись до кабинета, Грегор успел только бросить на кресло шлем и кожаную куртку, перемолвиться парой слов с Дидье и хлебнуть напоследок кофе из его кружки. Захватив папку с информацией, которая могла понадобиться, Вукович устремился на второй этаж, где в небольшом конференц-зале должно было состояться собрание.
Через минуту после его прихода в дверном проеме показалась сверкающая лысина его шефа, Сезара Монгрена. Увидев Грегора сидящим за столом, мсье Монгрен удовлетворенно кивнул и скрылся за дверью. А спустя несколько мгновений в конференц-зал вошел высокий седовласый мужчина в сером костюме. Внимательно оглядев троих присутствующих, он занял место во главе длинного стола и кивнул в знак приветствия.
– Меня зовут Филипп Дежарден, – представился он. – Я комиссар национальной полиции и представляю Центральное управление16.
Обведя всех суровым взглядом, комиссар продолжил.
– Не будем терять время, господа. Позвольте ввести вас в курс дела. Как вам должно быть известно, вчера в квартале Крулебарб был обнаружен труп некоего Ришара Кревье. Обстоятельства его смерти говорят о том, что это преступление с большой долей вероятности является делом рук серийного убийцы, получившего прозвище Инквизитор.
Ну, Дидье, чертов провидец! Опять он оказался прав. Их действительно собрали по поводу вчерашнего трупа.
– В связи с тем, что предыдущие убийства были широко освещены в прессе, – продолжал комиссар, – есть мнение, что известие еще об одной жертве будет иметь большой общественный резонанс. Говоря проще… – Дежарден раздраженно откинулся в кресле, – писаки раздуют из этого такой скандал, что нам мало не покажется. Эта тема сейчас… модная, сами понимаете.
Сидящий напротив Грегора молодой смуглый красавец с черными как смоль, собранными в хвост кудрявыми волосами, в шикарном костюме и белоснежной рубашке с безукоризненно завязанным галстуком, понимающе хмыкнул. Это был лейтенант Паскаль Мартинез из убойного отдела с Набережной Орфевр, 36. Насколько знал Вукович, начальство считало Мартинеза первоклассным специалистом. А его коллеги – такой же первоклассной сволочью.
Рядом с Грегором сидел мужчина лет сорока, с пивным животиком, свисающим над ремнем мятых брюк, небольшой лысиной и крючковатым носом. С ним Вукович был шапочно знаком со времени стажировки. Мужчину звали Роже Эбер и работал он, как и Мартинез, в парижской уголовной полиции. Эбер был опытным детективом, и, по слухам, умел так разговорить подозреваемого или свидетеля, что те сами потом диву давались, вспоминая, сколько всего порассказали этому невзрачному на вид легавому.
– Так что, – завершая свою вступительную речь, сказал Дежарден, – в Министерстве было принято решение создать специальную группу для расследования серии убийств. Меня вы уже знаете. Капитан Эбер и лейтенант Мартинез представляют здесь уголовную полицию Парижа, а офицер Вукович – Национальное центральное бюро Интерпола.
Сидящие за столом обменялись взглядами и приветственно кивнули друг другу.
– Руководить группой поручено мне, Эбер и Мартинез займутся основными розыскными действиями, Вукович возьмет на себя информационную поддержку. Анализ, обработка, составление сводных таблиц – я слышал, вы в этом сильны, офицер? Ну, конечно в ходе расследования будут привлекаться рядовой оперативный состав и эксперты. Но, прошу заметить, вся основная информация должна оставаться между здесь присутствующими. Уж слишком лакомый кусок для прессы это дело. Поэтому за пределами группы чтоб молчок мне. Ясно?
Комиссар, сурово сдвинув брови, глянул на каждого по очереди.
– Капитан, – обратился он к Эберу, который все это время что-то рассеянно чертил в своем блокноте. – Будьте любезны, сообщите нам подробности о вчерашнем происшествии.
Капитан несолидно шмыгнул носом, перелистал блокнот и заговорил неожиданно красивым бархатным голосом. (Что ж, теперь Вукович хорошо понимал тех, кого Эберу приходилось допрашивать).
– Вчера в четыре сорок утра сторож церкви Святой Екатерины Сиенской, расположенной по улице Гласьер, обнаружил на ступеньках храма тело мужчины. Подойдя поближе, он увидел, что тело было завернуто в белое льняное полотнище. «Ну типа как бы что-то вроде савана» – по его словам. Сторож вызвал полицию. Всю тягомотину по осмотру места обнаружения трупа и опросу свидетелей я опущу, ибо ни черта важного или подозрительного мы не нашли, хотя обшарили все лужи, и никаких свидетелей не обнаружили – в это время улица еще пуста, даже собачников не встретишь.
– Личность погибшего установили быстро, – продолжал, почесав нос, капитан. – Во-первых, его отпечатки были в базе данных, арестовывался за хулиганство по малолетству, а во-вторых, друзья подали в розыск, так как мсье Ришар Кревье, белый, двадцати семи лет от роду, уроженец Парижа, арт-директор ночного клуба, не явился на важную встречу в субботу утром. Не появился он ни днем, ни к вечеру, что было событием из ряда вон, поскольку мсье Кревье своей работой не манкирует. Э-э-э... не манкировал, вернее. Друзья забеспокоились и обратились в полицию. Ага. Что там дальше?..
Эбер снова полистал свой блокнот и стал зачитывать, вставляя свои комментарии:
– Так… Осмотр тела дал нам следующее. Смерть наступила в результате ножевого ранения в область сердца (как выразился наш эксперт – «прямо в яблочко»). Присутствуют и другие повреждения, а именно переломы ребер, большой кровоподтек в затылочной части головы, перелом скулы, носа, гематомы на груди и лице, а также кровоподтеки на запястьях и лодыжках. В крови не обнаружено ни алкоголя, ни наркотиков. Мой личный вердикт – оглушили ударом по голове, основательно избили, несколько часов держали связанным по рукам и ногам… Ну, и убили точным ударом в сердце, в которое, между прочим надо еще суметь попасть… По заключению патологоанатома, смерть наступила не менее чем за пять часов до момента обнаружения трупа, то есть между двадцатью двумя часами и полуночью субботы, четвертого февраля. Кроме «как бы типа савана» примечательны еще два момента. Первый – после смерти тело вымыли. Да… Поэтому ни отпечатков, ни инородных тканей, ни волоска, ни лоскутка – ничего. Чист как младенец. Второй момент. Когда тело развернули, под тканью обнаружили небольшой кусочек картона, размером с визитку. На нем фраза на латыни. Не от руки, к сожалению. Напечатана. Пальчиков на ней также нет, и думаю, вы уже сами догадались, что там написано, если знакомы с материалами по предыдущим преступлениям. «Merito punitus est», что в переводе на человеческий означает «Справедливо наказан». По фактам все.
Эбер закрыл блокнот и обвел слушающих печальными глазами.
– А, – спохватился он, – самое важное забыл! Как и предыдущие жертвы, мсье Кревье был гомосексуалистом. И также как у них, следов полового акта, ни добровольного, ни насильственного, не обнаружено. Ну вот, теперь все.
– Спасибо, Роже. Исчерпывающе, как всегда… Офицер Вукович, – Дежарден вдруг перевел взгляд на Грегора, заставив его подобраться на своем месте. – Как вы понимаете, после объединения материалов следствия, на нас свалится огромный объем данных, которые необходимо будет сопоставлять. Не могли бы вы составить сводную информационную таблицу по всем трем убийствам?
– Разумеется, господин комиссар. – Голос прозвучал уверенно, несмотря на то, что он порядком волновался. – Как только получу в свое распоряжение материалы, сразу же займусь. А тем временем могу поискать в базах данных схожие преступления. Это может помочь…
– Да, я слышал, что вы в последнее время как раз занимались убийствами подобного рода. Займитесь, конечно. Черт его, этого Инквизитора, знает. Может, он не только в Париже наследил… – Дежарден поднялся и закончил. – Не буду вас больше задерживать, коллеги. Принимайтесь за работу.
Информация не заставила себя ждать – уже к обеду стол Вуковича был завален папками и бумагами по предыдущим делам, а к вечеру начали поступать сведения, добытые по убийству Кревье.
-
-
26.11.2011 в 07:14-
-
26.11.2011 в 07:15-
-
26.11.2011 в 07:22-
-
26.11.2011 в 07:50-
-
26.11.2011 в 18:05Несмотря на то, что я подостыла к фандому, вашу сагу люблю и каждую главу жду с огромным нетерпением!
-
-
26.11.2011 в 18:10Чего мне так уперло узнать именно вашу реакцию, но прям так и хочется))))
для соблазнить - могу выслать отдельным файлом "Танго"...
-
-
26.11.2011 в 18:31Сделку предлагаю оформить честно, вы мне вордом «Танго», а я забив на свой принцип читаю всё, что пропустила. За мной не заржавеет, несмотря на наличие книг, в плане фиков читать нечего, а хочется
Теперь договоримся куда слать, предлагаю через асю, мой номер: читать дальше, можно через почту: читать дальше
третья глава ("Когда все дома" будет называться) будет через несколько месяцев, ибо пишу я не быстро.
А мы народ терпеливый! лучше долго, но хорошо, чем быстро, но плохо
-
-
26.11.2011 в 22:57И все же я дождусь хотя бы конца выкладки. Вот просто не знаю, какой танец с бубнами станцевать, чтобы вам писалось плодотворно!
-
-
27.11.2011 в 01:04добралась до трека!!!
ОХЕРЕННО!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
просто слово в слово!!!
1. Побег и путь в Ниццу и потом в Париж. у меня так и визуализируется трасса, рука запястьем на руле и музыка во все 8 динамиков!!!!
2. Грег в Париже. Все хорошо, чуть тревожно, но здорово и явно это начало чего-то, ожидание.